Соседская девочка

Она поняла, почему старик был заметнее всех. Он сиял безоблачным благополучием, источал аромат давнего богатства и привычной удачи. У богатой дамы могли быть проблемы с сыном, мужем и любовником; ее кот мог страдать от перелёта! Чиновник был озабочен карьерой; под него наверняка кто-то копал; возможно, он вчера взял крупный откат, а сегодня получил сигнал, что завтра начнутся неприятности. Дама и чиновник сидели у окон – а на самом деле по углам, прижавшись к стенкам. А старик уверенно и беззаботно восседал у прохода, то есть как будто бы посередине салона.

Она неизвестно почему вздохнула.

Старик понял голову, посмотрел на нее и улыбнулся, приветливо, но равнодушно. У него были ровные красивые зубы. Протезы, наверное. «Иностранец», – подумала она и улыбнулась ему в ответ.

Очередь двинулась. Она пошла вперед.

Они с Борисом сидели в пятнадцатом ряду. Борис был хмур и раздражен. Она знала почему. Он позвал ее слетать на неделю в Ригу, погулять-поглазеть, а жить они должны были у одного его приятеля. Приятель обещал им большую отдельную комнату, и что сам не будет сидеть на голове, только ночевать приходить, да и то не всякий раз, у него в эту неделю куча дел в городе. Борис записал адрес, и как проехать, и имя-фамилию соседа по лестничной площадке, у которого будет ключ, но это в крайнем, в самом крайнем случае! Но вообще этот приятель железно обещал ждать их в квартире, с вином и закуской, начиная с четырех часов, потому что самолет прибывает в 14.30, – но позавчера пропал со всех радаров. Телефоны не отвечают, в мессенджерах глухо. Но не сдавать же билеты! Борис был уверен, что дергаться не надо, потому что всегда всё как-то в конце концов получалось, и на улице никогда еще ночевать не приходилось, не придется и на этот раз. Хотя видно было, что он очень волнуется и переживает, но старается не подавать виду. Она даже пожалела его и сказала:

– Правильно, не надо дергаться раньше времени. В крайнем случае найдем гостиницу.

Борис вдруг покраснел и разозлился, и неслышно выругался, и отвернулся.

Она знала почему.

Она тут же вообразила их разговор.

– А у тебя что, денег много? – спросил бы Борис. – Ты знаешь, почем здесь гостиница?

– Нет, у меня денег совсем не много, – сказала бы она.

– Вот то-то! – сказал бы он.

И тут бы она не удержалась и сказала:

– Но ведь это ты меня позвал слетать на недельку в Ригу? Пригласил, да?

Вот тут Борис бы совсем разозлился. Сказал бы:

– Ага. Вот ты на что намекаешь!

А она:

– Я ни на что не намекаю. Кажется, это ты намекаешь, что мы с тобой пока еще чисто формально никто друг другу.

– То есть? – он бы сделал вид, что не понял.

А она бы отчеканила:

– То есть не муж и жена.

И тут бы началось что-то совсем невозможное, что у них всегда начиналось, когда в разговоре неосторожно всплывали эти запретные слова – «муж» и «жена».

Поэтому она помолчала несколько секунд и сказала:

– Да ладно, все будет в порядке, никуда не денется!

Борис покивал, но машинально и недовольно: видно было, что он ей не поверил. Она в который уже раз подумала, что им пора разбегаться. Давно пора. Но ведь не в Шереметьеве у стойки регистрации! Дальше: убегать надо не просто так, а к кому-то конкретному, другому человеку. Но никого конкретного пока не было, и непонятно было, где его взять. Но самое главное – Борис был все-таки хороший. Красивый, умный, высокий, приятный. Она его и сейчас еще иногда любила – как раньше; а раньше она вообще умирала от него, от звука его голоса в телефоне. Он позвонит и скажет: «Сегодня увидимся?» – и у неё сразу пол под ногами едет и уши краснеют. У неё всегда от желания краснели уши, ей казалось, что все всё видят и понимают, поэтому она носила каре два пальца ниже мочки. Но это раньше было. А сейчас у нее была высокая стрижка с гладкими висками.

Приземлились.

К самолету подали «трубу» – хорошо, что не автобус. Они шли по длинным коридорам к паспортному контролю. Борис на ходу пытался дозвониться по мобильнику до своего приятеля, но никто не отвечал. Борис все время убыстрял шаг.

– Не беги так! – сказала она. – И не переживай.

– Спасибо! – он пошел еще быстрее.

Справа был туалет.

– Стой! – сказала она. – Подожди. Я сейчас.

Поставила свой маленький чемодан на колесиках у пластмассовых кресел и скрылась за дверью туалета.

Когда она вышла, Бориса не было.

В кресле сидел тот самый старик из самолета, положив свою сухую руку с полированными ногтями на торчащую ручку ее чемодана.

– Вот, – сказал старик и чуть покатал ее чемодан по мытому гладкому полу. – Меня попросили присмотреть за вашим багажом. Ваш спутник попросил.

– А где он? – она удивилась и даже немного испугалась. Хотя, конечно, от Бориса можно было всего ожидать. Наверное, он обиделся. Как всегда, непонятно на что. То есть понятно. Обиделся, что разговором о гостинице она как будто бы ткнула его носом в отсутствие денег. То есть на самом деле он обиделся на себя, а срывает злость на ней. И теперь хочет, чтобы она ему звонила, стоя посреди чужого города, и что-то виновато лепетала. От этого её тоже зло взяло.