Сосновские аграрники

В голове Маши была полная неразбериха. Мысли противоречили друг другу. С одной стороны, она радовалась прекращению уголовного дела. С другой, мысленно ощущала прикосновение Алимова, и на душе становилось гадко. Целых шесть месяцев он мотает ей душу. То пугает посадить, то чуть ли не объясняется в любви, с жадностью смотрит на ее хорошенькую фигуру. «Сколько за это время пережито, выплакано слез, и все за чужие грехи, за грехи Трифонова. Ежедневные упреки мужа и его родни. В деревне многие ждут приговора к тюремному заключению и радуются. Не бывать этому, пусть это будет большая цена, цена чести, но оправдаюсь».

Вдали послышался гул автомашины, почти против Маши остановился легковой вездеход «ГАЗ-69», из него не спеша вылез Алимов. Шофер и еще чей-то бас громко предлагали прокурору подвезти до поселка. Алимов категорически отказался. Сказал:

– Дойду не спеша и полюбуюсь природой.

Взревел мотор, и автомашина уехала. Алимов с минуту постоял на дороге, как напуганный заяц, озираясь по сторонам, и пошел в противоположную от Маши сторону. Маша испуганным взором смотрела на его сгорбленную спину и думала: «Какой ты мерзкий. Гадко с тобой встречаться, но другого выхода нет». Она несвойственным ей голосом крикнула:

– Я здесь! – и испугалась своего голоса.

Алимов вернулся, с сияющей от счастья улыбкой подошел к ней. Хватал ее своими хилыми тощими пальцами за талию и груди. Пытался поцеловать, но был значительно ниже Маши ростом и никак не доставал до ее губ.

Маша легонько отстранила его от себя. В корневых лапах мощной сосны на разостланную газету выложила закуску и выпивку.

– Вот это отлично, – сказал Алимов. – Давай сядем рядом, выпьем и закусим.

Они сели. Алимов раскупорил полулитровую бутылку водки, налил полстакана и предложил выпить за дружбу. Маша отказывалась, но Алимов был неумолим, поэтому пришлось выпить. Себе он налил полный стакан и одним глотком выпил. Закусили. Алимов снова налил и попросил Машу выпить. Она больше не отказывалась. Остатки вылил в стакан и выпил сам. От выпитой водки у Маши чуть кружилась голова. Она смотрела на Алимова помутневшим взглядом, улыбаясь, показывала белые ровные зубы. Прокурор своими щупальцами обвивал ее тело, целовал и ласково говорил:

– Беру на себя слишком большую ответственность, проведу тебя свидетелем по делу Трифонова. Только ради тебя. Я тебя люблю. Влюбился с первого взгляда. Давай будем вечно дружить.

Алимов больше не был противен ей. Она его не отталкивала и не сопротивлялась его действиям. Так они провели с ним день до захода солнца. Алимов два раза выходил на дорогу, останавливал автомашины и посылал шоферов за водкой в село Лесуново.

Домой она приехала за полночь. Муж ругался, кричал:

– Где тебя черти носили?!

Она жаловалась на прокурора:

– Целый день муторил, хотел посадить.

В подтверждение плакала, оправдываясь перед мужем. Себя чувствовала виноватой перед ним и с боязнью смотрела на него. Старалась не встретиться взглядами. Когда поняла, что он тоже пьян, успокоилась и легла рядом.

Прокурор был доставлен в поселок Сосновское почти в невменяемом состоянии. Жил он на частной квартире, но в отдельном маленьком доме, который стоял напротив больницы. Какой-то шофер довез его до больницы и высадил. Еле державшийся на ногах Алимов произнес:

– Вот я и дома, – показал рукой на свое временное жилье.

Перепутал дом и зашел к соседке-старушке в сени, а дверь в избу отыскать не мог. В поисках двери лазил по углам, опрокидывая давно не тревоженный старый хлам: кадушки, тазики и так далее, собирая на себя кучи пыли. Его соседка в это время ушла за водой, а у колодца новостей много, чуть ли не на час задержалась. Подойдя к своему дому, услышала в сенях шум, звон и человеческую ругань. «Воры», – подумала старушка и во весь старческий голос закричала:

– Грабят! Воры! Спасите, люди добрые!

Было уже темно, но спали не все. Многие поняли, что пожар, наскоро одевались и выбегали. Через пять минут дом был окружен со всех сторон десятками человек. В темных сенях Алимов продолжал искать дверь в избу, кидая рухлядь. Стоял звон и треск. Любопытные собирались, но никто не хотел рисковать, зайти в сени и выяснить, что там такое.

В это время мимо проходил замначальника милиции капитан Прокофьев. Он спросил, что там такое и почему все собрались. Вместо ответа услышал упреки разноголосой толпы. Люди кричали со всех сторон:

– Милиция бездействует, ничего не делает. Начинают грабить средь бела дня.

Прокофьев, не задумываясь о последствиях, ринулся в полуоткрытую дверь сеней. В темноте нащупал в углу чье-то небольшое тело, схватил за ворот рубашки, подумал, что какой-то глупый мальчуган наделал столько шума, и вытащил его одной рукой на улицу, к свету электрического фонаря. Когда хорошо разглядел, пришлось просить у прокурора прощения.

– Товарищ прокурор, извините, я-то думал.

Алимов узнал Прокофьева и визгливым голосом закричал:

– Ты, Прокофьев, вообще ничего не думаешь, страшный лентяй и дурак!

Народ шумел:

– Избить прокурора, утопить его в пруду, отвезти в милицию и посадить в камеру!