Сосновские аграрники

– Раз не хочет, – посоветовал Чистов. – Тогда не надо приучать. У нас в деревне мужики научили козла пить и курить. Козел был здоровенный, лет пяти. Жил он в конюшне вместе с лошадями. Говорят, ласки боятся козлиного запаха. Один мужик несколько раз в шутку дал козлу выпить и покурить. Потом козел стал требовать. Если не давали ему, разбегался и сбивал обидчика с ног. Тогда его стали держать на привязи. Не перенес неволи, умер. – Чистов сменил тему разговора: – Димитриевич! Почему ты не хочешь, чтобы со мной приехал Бойцов?

Вместо ответа Каблуков внимательно посмотрел на Чистова, затем на Зимина.

– Ты, Ульян Александрович, ему рассказал. Это не хорошо.

– Никому я ничего не рассказывал, – ответил Зимин.

Чтобы вывести Каблукова из затруднительного положения, так как Каблуков любое происшествие не мог рассказать коротко, а обязательно начинал с утра, то есть с начала дня, пересказал:

– Анатолий Алексеевич! Каблуков обиделся на Бойцова позавчера. Бойцова он совсем не знал. Поздно вечером он вез из Павлова бензин. В лесу на дороге недалеко от поворота в ММС познакомились. Бойцов ехал ему навстречу, кончился бензин. Он останавливает Каблукова. Спрашивает: «Что везешь?» Каблуков врать не умеет, отвечает: «Бензин». Вместо просьбы Бойцов приказывает заправить бак. Каблуков ему отвечает: «Не имею права». Бойцов на него стал кричать, требовать предъявить права шофера и путевку: «Ты знаешь, кто я? Председатель райисполкома». Встал на подножку кабины, схватил Каблукова за руку. Каблуков легонько оттолкнул его от автомашины. Бойцов упал на песок. Пока поднимался, Каблуков уехал.

Пока Зимин рассказывал, Каблуков, казалось, глотал каждое его слово. Когда Зимин кончил, Каблуков облегченно вздохнул и перекрестился.

– Ты что, Димитриевич, крестишься? – спросил Чистов.

– Привычка с детства, Анатоль, – ответил Каблуков.

– Ты правильно сделал, – продолжал Чистов, – что оттолкнул его от кабины. Надо было еще по уху двинуть.

– С вашего разрешения, Анатоль, это я могу, – обрадованно сказал Каблуков. – Он часто мне встречается на дороге.

– Не придумывай, – воскликнул Зимин. – Ты лучше расскажи про Брызгалову Марью Ивановну. За что ты ее обижаешь? Недавно ударил ее резиновым сапогом.

Чистов хохотал.

– За дело, – сказал Каблуков. – Она за каждым моим шагом следит. Покоя от нее нет. Позавчера, то есть, когда с Бойцовым встретился, Шуру высадил еще против пилорамы. Иду домой, настроение было хорошее. Далеко я увидел, что Марья Ивановна стоит в дверях моего подъезда. Тут же она превратилась в черную кошку. Забралась на крышу. Страшными светящимися глазами смотрела на меня. Сердце мое было готово спрятаться в пятки. Я не испугался, правда, немножко струхнул. Попало мне под руки звено гусеницы трактора. Ну, думаю, будь что будет, а сегодня я тебя, оборотня, убью. В это время кошка с крыши исчезла. Марья Ивановна уже появилась в дверях своего подъезда.

– Димитриевич! – спросил Чистов. – Какую Шуру ты высадил против пилорамы?

Каблуков смотрел на Зимина и спрашивал глазами: «Надо ли говорить?» Зимин ответил за Каблукова:

– Девятову Шуру, сторожа, жену Александра Ивановича.

Каблуков, улыбаясь, в знак согласия кивал головой.

– Ты, Димитриевич, не прав, – продолжал Чистов. – Зря человека винишь, никакая она не ведьма, а у тебя просто болезнь, называется…

Но досказать не дал Зимин.

Толкнул Чистова в бок и шепнул: «Пусть врет. Его не переубедишь и не докажешь».

– Димитриевич, ночевать будем здесь или пойдем в поселок?

Каблуков твердо ответил:

– Пару часов посидим у костра, провожу вас в зимницу на Хвостяниху. Я с Бобом спать буду здесь. Лесуновские жулики запросто снимут и украдут сети. Анатоль мне не верит, смеется надо мной. Если будете слушать, я вам расскажу про себя один неприятный эпизод.

Не спрашивая согласия, начал:

– Это было в 1933 году. Для меня – как вчера. В праздник Рождества Христова я с мужиками из нашего села сутками без отдыха играл в карты. В то время мне было семнадцать лет. Родителей у меня не было. Воспитывался я у тетки, сестры отца. В селе у меня был еще дядя, такой же картежник, как и я. Я его частенько обыгрывал, за это он на меня злился. Тетка, звали ее Анна, очень меня любила, больше своих детей, сына и дочери. Ей соседи предлагали отдать меня в детдом, но она не хотела никого слушать.

За игральным столом в одной избе я без отдыха просидел четверо суток, обыграл всех. Везло мне здорово. Один мужик мне проиграл быка и лошадь. Игру прекратили. Выигранного быка и лошадь я собирался перевезти тетке на двор. Вышел из-за стола, упал и умер. Мужик этот, ясное дело, обрадовался моей скоропостижной кончине. За свой счет он соорудил для меня отличный гроб, обшил его не то плюшем, не то бархатом. Чего не видел, того не видел. «Вот здорово повезло, – думал он. – Легко отделался», – и зарекся на всю жизнь не играть в карты.