Сосновские аграрники

– Мы с тобой почему-то так близко ни разу не встречались. Были все время друг от друга далеко. Но я никогда не забуду того случая, как ты мне испортил милицейскую фуражку. Будь это в другом месте и обстановке, я бы тебя не простил.

– Разве это был ты? – спросил Зимин. – Я стрелял не в фуражку, а в диковинного зверя.

– Да, это был я, – сказал Асташкин. – Витька Трифонов из Королевки пригласил меня на охоту, но я ехал не только на охоту, меня тянуло к продавщице. Какая она красавица. Мне кажется, на белом свете нет ни одной женщины красивее ее. Вечером мы пригласили ее, хорошо выпили и до утра я не спал. Не спавши пошел на охоту. Бродил по лесу не так долго. Все мое сознание было направлено не на охоту, а на другое. С восходом солнца решил отдохнуть. Выбрал сухое место между двумя пнями, накидал хворосту и лег. Фуражку повесил, вернее, надел на маленький пень и мгновенно уснул. Вот ты в нее тогда и выстрелил, сделал как решето. Пришлось бросить. Но я не обижаюсь не тебя.

– Вы что там обсуждаете? – спросил Чистов, только что кончивший свое повествование. – Давайте попросим Каблукова. Пусть он что-нибудь интересное расскажет.

Каблуков заулыбался, показывая ровные белые зубы:

– Хорошо, расскажу я вам один случай из своей жизни. Это произошло в тот самый год, когда я умирал и только чудом не был похоронен. Жил я тогда в городе, работал на пристани и учился на платных курсах шоферов. Учили нас всем наукам, мне думается, лучше, чем в институте. Работал я три дня в неделю. Остальные четыре учился. Денег не хватало, еле-еле концы с концами сводил. Жил на квартире у одного друга, тоже грузчика с пристани. Наши соседи по квартире, как говорили, были из бывших купцов. У них была единственная дочка-красавица. Часто я заглядывался на нее, и мои несбыточные мечты витали выше облаков.

Красавице не суждено было жить. В сентябре месяце она скоропостижно умерла. Отец решил похоронить ее в склепе. Делать склеп помогали каменщику и мы с другом. Копали яму, подавали раствор и кирпич. Похоронили ее со всеми почестями, то есть с музыкой, попом и хором церковных певчих. Ставить гроб в склеп помогали и мы. Склеп закрыли громадным могильным камнем. На камне была сделана красивая надпись, кто она, когда родилась и умерла. На похоронах мы с другом погрустили о ней. Друг меня спрашивает: «Если бы она была жива, ты бы согласился на ней жениться?» Я ему отвечаю: «Об этом всю жизнь мечтал, согласен». А он мне говорит: «А ты женись на мертвой». «Как, разве это возможно?» «Невозможного ничего нет, считай ее своей невестой. Завтра ночью, пока она не попортилась, мы отправимся к ней в гости в склеп. На ней навешано много золота: браслет, серьги, два перстня с дорогими камнями. В могиле ей все это лишнее. Ты снимешь все. Я думаю, она на тебя как на жениха не обидится. Тем более сейчас мы с тобой живем бедно. Все это нам очень пригодится». После недолгих колебаний я согласился.

В полночь мы с ним пришли на кладбище, с большим трудом сдвинули могильный камень. Я залез в могилу, открыл крышку гроба и приступил к работе. Нащупал на руке перстень и сдернул его. Она села в гробу и повесилась мне на шею. Шептала: «Ты мой, молодец, что пришел за мной». Я с силой оттолкнул ее от себя. Друг мой струсил и убежал с мокрыми от стыда штанами. Я стал вылезать из могилы. Она поймала меня за ноги. С большим трудом я вылез и на своих ногах вытащил ее. Она мне говорит: «Пойдем к моему отцу, женись на мне». Я ей отвечаю: «Приду завтра, а сейчас иди домой, только будь осторожна, не перепугай родителей». К другу я больше не пошел. К трусу было совестно идти. Проспал ночь между могил. Рано утром заглянул в ее могилу. Думал, не приснилось ли мне все это. В могиле стоял пустой гроб без крышки. Значит, она ожила и ушла. К ней идти было нельзя. Меня сочли бы за вора и посадили бы в тюрьму. Поэтому я уехал в другой город.

– Не пора ли, товарищи, бай-бай, по домам? – сказал Бойцов.

Асташкин пытался задать Каблукову вопрос, но Зимин шепнул:

– Не надо.

Когда въехали в село Лесуново, ни в одном доме огней уже не было. Село спало крепким сном. Только лениво лаяли собаки. Лай передавался по цепочке от одной собаки к другой.

Глава двадцатая

Зима подкатила на легких санях незаметно для руководства Сосновского района. Для них она была нежелательным гостем.

«Хотя бы на три месяца продлить пастбищный период, – думал Чистов, – тогда поголовье скота можно увеличить в два раза. Не думать о кормовой базе совхозов района и о кормах. Руководители совхозов «Барановский» Козлов и «Панинский» Тихомирова из года в год обеспечивают свои хозяйства грубыми кормами с большими излишками соломы яровых культур, не говоря об озимой. Совхозы «Сосновский» и «Рожковский» по кормовой базе находятся в лучшем положении, однако кормами себя обеспечивают не более 70 процентов».

В результате скудного рациона в феврале в обоих совхозах начался падеж крупного рогатого скота.