Огромная люстра освещает танцевальный зал. Оркестр играет Яна Тирсона. Мы спешиваемся, несмотря на цейтнот, я беру за талию Беллу, она прижимается ко мне всей своей грудью, слышу, как она дышит, чем она живет, каждый шаг ее сердца, всю кардиограмму его жизни, как она встает в семь утра, готовит завтрак, несколько дежурных фраз с мужем и едет на работу. Там ждут ее любимые мыши. Вечером снова Альберт. Несмотря на то что живет она с принцем, не чувствует себя принцессой. А ведь для женщины это так важно – чувствовать себя принцессой хотя бы иногда. Громко играет музыка, однако Алекс слышит, как сердце ее спешит в гости к его сердцу.
Они кружатся в объятиях танцевального зала, с мраморного камина слетают ангелочки и начинают кружиться вместе с ними. Кажется сама зала раскручивается, словно карусель, посреди дворца.
– Я знаю, тебе нужна свобода. Мне тоже она нужна. Всем она нужна. Где ее взять столько? Разве что развестись и клянчить ее у одиночества.
– А что, это мысль. Разведемся и будем раздавать ее даром.
– «Вечно молодые, вечно пьяные», как в той песне.
– У вечно молодых, вечно пьяных одна проблема – быстро стареют.
– Может, на мосты сегодня еще успеем?
– Поучимся разводиться?
– И сходиться.
Белла вжимается в меня еще сильнее:
– Ты знаешь, Алекс, я всю жизнь мечтала быть актрисой.
– Не проблема, будет тебе театр, – веду я за собой девушку, музыка за нами. Мы бежим в Домашний театр по той самой лестнице, которую Юсупов привез из Италии.
– Юсупов был очень влюбчив, однажды в парах итальянского Амароне в итальянской вилле, ему было так одиноко, что он влюбился в лестницу и решил увезти ее с собой, – вел непринужденную болтовню Алекс, придерживая под руку Беллу. – Хозяин виллы сказал, что лестница отдельно от здания не продается. Только с ансамблем. Юсупову ничего не оставалось, как купить дом. Представляете, Белла, из-за нескольких ступеней целый дом.
«Представляю. Лестница – это же чьи-то шаги. Мужчины, как они любят говорить о чужих подвигах. Прямо как мой Альберт. Этот сделал то, другой сделал это. Сам возьми и купи, сделай хоть что-нибудь». Белла на минутку вспомнила своего бедного Альберта: «Наверное, уже ищет меня». «Ага, в Яндексе», – тут же иронично заметил про себя ее внутренний голос, в тот момент когда тело продолжало учтиво слушать Алекса.
– Лестницу переправили в Петербург, а усадьба осталась брошенной. Так кого будете играть в нашем театре, Белла?
– Судя по всему Дездемону. Осталось только позвонить режиссеру. Чтобы настроиться на роль.
– Альберту?
– Именно.
– А сколько сейчас времени в Монако?
– Время вышло, – театрально вздохнула Белла, – время вышло из себя и обратно уже не хочет, – рассмеялась она еще театральнее.
– Что вы ему скажете?
– Что я никудышная актриса. Я сама не люблю, когда врут и оправдываются. Я спрошу его: «Ты не знаешь, где я была всю эту белую ночь?» – «Это я у тебя хочу узнать. Где?» – «Я искала всю ночь, я искала себя». – «Нашла?» – «Да, как только ты позвонил».
– Муж для женщины – это самоидентификация.
– Все, конфликт исчерпан.
– А как же сцена ревности?
– Я не знаю, что я должна сделать, чтобы заставить его ревновать? Нет такой пьесы. Шучу, он ужасно ревнив.
– Значит, любит?
– Значит, боится потерять.
– А это не одно и то же?
– Это десять лет с одним и тем же.
Мы постояли еще немного на сцене Домашнего театра. Потом прошли в малую картинную галерею.
– Когда-то эти стены украшали шедевры лучших художников.
– А сейчас?
– Средний класс.
– Чувствую, не моя среда. Я вообще ничего не чувствую, глядя на классические работы. Мне нужна загадка.
– Черный квадрат?
– Ну, хотя бы.
Мимо полотен наши кони прошли через венецианский коридорчик в дубовую гостиную.
– Дальше будет посвежее. В гостиной Генриха Второго.
– Ренессанс.
Белла посмотрела на меня осуждающе, потом подошла снисходительно и поцеловала изысканно, как целуют друзей.
– Невское пирожное. Взвесьте еще грамм двести.
– Легко, – растворился в ее устах.
«Залечь бы на этот диванчик и возродиться заново. И вышивать, вышивать мягкую ткань ее кожи ручной работой». Периферией зрения я уже выцеливал тот самый диван, чтобы обрушиться на него возникшей страстью.
– Библиотека князя, – разорвал наши объятия чей-то голос. Нас рассматривала строгая бесцветная женщина лет сорока. Смотритель, что тут еще добавишь. – Вы любите романы? Князь их тоже любил. Здесь он проводил многие часы в надежде, что когда-нибудь ему удастся написать свой.
– Написал?
– А как же? Начал здесь, дописывал уже во Франции. Я про роман с княгиней.
Старинные книги смотрели на нас из-за стекол тяжелых деревянных очков. Полные шкафы книг. Видно было, их немного раздражал легкий треск дров в камине. Ад рядом. К этому нельзя было привыкнуть, они тоже его боялись. Вы боитесь ада?
Мы с Беллой переглянулись. «Отелло», – вспыхнуло у обоих в голове.
– Пройдемте, – поторопила нас смотритель. – Секретарская. Полюбуйтесь, какие витражи.
– Да, не наше пластиковое достояние.
Мы прошли вдоль стеклянных пейзажей, в которых застряла белая ночь.