Состояние – Питер

– Бильярдная! – вдруг оживилась смотрительница. Она схватила кий, потом стала выкладывать из подставки шары.

– Слоновая кость, ручной работы. Может, партейку в «американку» или в «московскую пирамиду»? – Женщина скинула с себя серый пиджак, под которым давно задыхалась страстью кожаная жилетка. Выстроила при помощи уголка на зеленом сукне пирамиду. И поставила черный шар на центр, готовая разбить сооружение в любую секунду. – Ну, кто?

Я играл когда-то в бильярд, но не так чтобы часто.

– А давайте, – взяла на себя инициативу Белла.

– На что играем?

– На интерес.

– А что вас интересует?

– Комната, где был убит Распутин.

– Хорошо. Вообще-то туда отдельная экскурсия полагается, за отдельную плату, но я вас проведу. Если выиграете, – начистила мелом кий девушка. – Гела, – протянула руку Белле.

– Белла, – пожала она ее.

– Алекс, – кивнул я скромно.

– Очень приятно. Прошу.

Белла разбила пирамиду. Шары разлетелись так, словно их послали на все четыре стороны, а через некоторое время вдруг окликнули, и те замерли. Дальше восемь шаров подряд вколотила Гела. Поступательно и уверенно, наклонившись над столом, сексуально отпятив бедро. Пятая точка была что надо. «Похоже, когда-то она играла с самим князем».

– Примерно так же со мной расправлялся князь. Как он играл, – подтвердила мою догадку Гела и закатила глаза в свои лузы, потом вернула, сначала на стол, опять на меня, пока, наконец, не посмотрела на Беллу с чувством вины за быструю партию. Она гордо накинула на себя пиджак и снова стала серой смотрительницей.

– Сомневаетесь?

– Несомненно.

– Тогда идем дальше через этот зал на Восток.

В мавританской гостиной действительно пахло востоком. Плавные линии, изысканные цвета, образующие круги и арки, нагнетали в хоромы покой. Легкий запах корицы и кориандра. Издалека потянулась музыка табла, рик, канун и сагаты в руках танцовщицы, с дрессированным животом, который тоже танцевал. Девушка аккомпанировала себе маленькими латунными тарелочками, одетыми на средний и большой пальцы каждой руки. Сагаты в переводе с тюркского означают часы. Тарелочки отсчитывали время. Хотелось здесь остаться, но надо было торопиться. Ночь коротка.

– Любимое место отдыха князя.

– А как же библиотека? – вспомнила Белла, желая отыграться за поражение.

– Там он отдыхал от жены, здесь от библиотеки, – предположил я, сделав такое серьезное лицо, что мне поверила даже смотрительница. – Курил кальян, – добавил я со знанием дела, – подаренный ему иранским визирем. Мечтал о высоком искусстве.

– Дальше по этой лестнице, – решила побыстрее закончить с гостиной Гела.

«Вот что значит лестница из массива, ни скрипа, ни вздоха! А, ну понятно».

Над лестницей портрет княгини Юсуповой. «Жена не должна слышать никаких лишних шагов».

Снизу у лестницы нас ждали кони.

– Не расстраивайтесь, там и смотреть-то нечего. Ядовитые пирожные, бледные восковые лица, лучше посмотреть на свечу. Она по крайней мере горит. – Гела провожала нас к выходу.

– Все так и есть, Гела права, – уже сидели мы верхом, каждый в своем седле. – Не знаю, почему людей так привлекают чужие страдания?

– Своих нет. Бесчувственность. Желание почувствовать хоть что-то.

– Садо-мазо? – пересекли мы Юсуповский сад.

– Ага. Бей меня, бей, – рассмеялась Белла. – Некоторым только боль может вернуть какие-то чувства, – стегнула она плеткой коня.

Белла говорила с таким азартом, что на мгновение плетка в ее руке показалась мне на своем месте.

Конь ее взвился, мы вырвались из сада и кони понесли нас по Садовой в белую-белую ночь. Часто именно ночью происходят сексуальные революции. А Питер город революционный. Стрелки ожиданий, тонны объятий, кучки поцелуев тут и там до неузнаваемости преображает улицы, площади, скверы и набережные. Пройдешь днем в том же месте и не узнаешь. Всё иначе, всё иначе.

Мы скачем вдвоем в погоне за неуловимой романтикой ночного Петербурга к Большеохтинскому мосту. За окном подсознания уже достаточно темно, но город замечательно подсвечен самой ночью. Свечи тут и там, опоры и башни горят радостным электрическим пожаром.

– Напоминает Тауэрский в Лондоне.

– Верю, потому что никогда не был в Лондоне.

– Зачем вам Лондон, у вас есть Питер.

Кони несут нас дальше по набережной к Стрелке Васильевского острова. Ростральные колонны, словно стрелки массивных часов, показывают одну и ту же полночь. Другая полночь еще впереди.

– Это что?

– Биржа.

– Напоминает огромный кафедральный орган. Белые колонны, как трубы.

– Никогда не думал… Звучит музыкально.

– Но где же музыка?

– В ожидании Баха. Остальные просто не потянут. Нам надо торопиться, если мы не хотим застрять на этом берегу.

– Мы не хотим, – перешла Белла с рыси на галоп. Кони пересекли Неву по Дворцовому мосту и спустились к центральной площади. В самое сердце. А в сердце мраморный кол.

* * *