Состояние свободы

Она вдохнула грудью этот знакомый запах зелени, солнца и раскаленной почвы. Мимо нее пролетела бабочка с яркими крыльями. Скучала ли она по всему этому находясь в Думри и Джамшедпуре или ей нравилось жить в городе, где ничего этого не было? Да, ей намного больше нравилось жить в городе, и Сабина скоро отвезет ее в Мумбаи. Милли хотела жить в крупном городе, а не застрять здесь, между рекой и лесом. Можно скучать по чему-то, но при этом совершенно необязательно стремиться вернуть те дни, когда это у тебя было. Возвращая прошлое и вновь приобретая то, что было так мило, неизбежно столкнешься с тем, о чем хотелось бы забыть.

– Почему ты стала такой тихоней? – засмеялась Сони. – Должно быть, это все из-за мужчины. Ну-ка, расскажи мне скорее.

– Нет, нет никакого мужчины, – смеясь ответила Милли. – Но я слышала, что ты теперь везде ходишь с оружием. Почему ты вступила в партию? Как такое могло произойти?

Это был тот вопрос, который стоял у Милли костью в горле, и она долго не могла его задать.

Сони не ответила.

Милли спросила ее снова, думая, что она не услышала.

– Тебя долгое время здесь не было, ты не знаешь, насколько ухудшилась жизнь в деревне, – наконец выпалила Сони. – Мы не сможем победить их, проголосовав на бумаге. Нельзя победить льва, когда у тебя игрушечный лук со стрелами.

Вокруг летали насекомые, образуя плотные облака в несколько дюймов, которые кружились в воздухе и то рассеивались, то снова концентрировались в одном месте. Висевшая на низком кустарнике паутина кишела маленькими паучками.

– Ты понимаешь? Выборы ни к чему не приведут, – сказала Сони.

Ее беспечность, заливной смех – все тут же исчезло. На их место пришли сосредоточенность и злоба. Если бы у красной почвы под ногами и апрельской жары было лицо, то это была бы Сони.

– Но ты-то почему вступила в их ряды? – спросила Милли. – Я думала, ты хочешь выйти замуж и уехать отсюда.

– Говорю же, я начала ходить на их собрания. А потом я подумала, что нас, женщин, могут спокойно убить лишь только для того, чтобы присвоить себе наше приданое, а наши родители, которые поначалу будут плакать и причитать «Ох, мы потеряли нашу девочку» вскоре забудут о нас навсегда. О нас постоянно забывают. Конечно, мы все когда-нибудь умрем, но почему бы не попытаться сделать что-то за нашу короткую жизнь, о чем будут помнить люди? Если я завтра умру, то мой отец не будет причитать и говорить, что «потерял свою девочку». Он будет оплакивать меня и скажет: «Она боролась за благополучие людей и отдала жизнь за наш народ, она умерла за адхикаар – за права народа»; и они не забудут меня. Мои товарищи воздвигнут в мою честь памятник, чтобы все помнили о правом деле, за которое я боролась.

Милли молчала, пытаясь проанализировать все то, что сказала ей Сони.

– А ты тоже сражаешься? – вдруг спросила Милли. – Ты знаешь, как стрелять из пистолета?

– Ну конечно.

Сони начала рассказывать про их обучение, их жизнь, полную тренировок и упражнений, про дульнозарядные винтовки, самодельное огнестрельное оружие, обучение стрельбе, набеги на полицейские склады с оружием, сбор оружия у убитых в перестрелке полицейских, искусство маскировки и отступления, окружения и нападения. Правда, она ничего не упомянула о малярии и диарее, изнеможении, которое окутывало их, словно вторая кожа, и мелких ссадинах по всему телу, которые были следствием того, что они жили под открытым небом, как животные.

Для Милли ее рассказы были похожими на описание детских игр, будто они играли в прятки в лесу, прыгали с палками и выпрыгивали друг на друга из засады. Вся эта военная подготовка, оружие, укрытия, партизанское сопротивление – все это казалось ей каким-то фантастическим, да и сама Сони тоже была какой-то не такой. Она говорила об этих вещах столь обыденно и небрежно, что Милли, слушая ее, не могла уловить какую-то серьезность или угрозу. Но тем не менее Милли понимала, что это все далеко не детские забавы и что погибают люди, но у нее никак не получалось поверить в то, что та маленькая девочка из ее детских воспоминаний сейчас говорила о таких страшных вещах. У Милли разговоры с Сони в первую очередь ассоциировались с беззаботными детскими играми, лучами солнца, пробивающимися через крону тамаринда, и куклами, сделанными из стеблей бамбука и листьев. Как вдруг в этой картинке появилось оружие?

Вдруг она непроизвольно сказала то, о чем все это время думала:

– Это же те люди, которые отрубили руку моему брату.

Сони выглядела озадаченной. Она сначала не поняла, о чем говорит Милли, но потом, когда сообразила, просто обомлела, будто вдруг получила от нее пощечину.

– Да как такое возможно? – воскликнула Сони, мотая головой. – Этого не может быть!

– Может. Это сделали люди из партии, все об этом знают.

– Но это же просто невозможно. Четыре-пять лет назад не было никаких отрядов. А случай с твоим братом, когда это было? Намного раньше. Мы тогда еще были совсем маленькими…

Теперь была очередь Милли молчать в замешательстве. Все, что она могла сделать, это упрямо повторять: «Это сделала партия. Все так говорят».