– Тебе не следует надолго оставаться в нашей деревне. Надо, чтобы ты поскорее уехала в Мумбаи. Сейчас все больше молодежи уезжают в города, и им сложнее найти новых рекрутов. Мы слышали, что они силой держат у себя какого-то мальчика, который приезжал из школы в Руркеле чтобы навестить семью. Они держат его в лесу и рассказывают о революции, но при этом не дают уйти ни домой, ни в школу. Однажды они и до тебя доберутся…
– Ох нет, ничего такого не было, – поспешила ответить Милли. – Мы просто давно не виделись, и она спрашивала меня про мою жизнь, рассказывала про свою.
– Она говорила тебе что-нибудь о «полицейских осведомителях»?
– О ком?
– Если сегодня кто-нибудь видел, как ты разговариваешь с ней в лесу, то полиция может установить за тобой слежку и будет донимать тебя расспросами.
– Но как полиция могла нас увидеть? Сони сказала, что они настолько боятся партизан, что даже не выходят из своих укрытий.
– Да нет же, тебя мог увидеть кто-то из жителей деревни и донести в полицию на тебя.
Милли была в замешательстве:
– Но… но я думала, что жители деревень на стороне партии. Ты мне сам так сказал, да и Сони говорила так же.
– Понимаешь, все очень сложно. Местное население мечется меж двух огней. Кто-то ведет двойную игру. Это очень опасно, но им… нам приходится выживать. Если нас постоянно видят по одну сторону баррикад, то, если вдруг их противники одержат победу, мы тоже пострадаем. Теперь тебе ясно?
У Милли голова пошла кругом.
– Не пытайся в это вникнуть, – добавил он, успокаивая ее. – Хорошо, что ты скоро отсюда уедешь. Хорошо для тебя и хорошо для нас. Наступают тяжелые времена.
Тон его голоса не позволил Милли сказать что-либо в ответ. Менее чем через неделю она отправилась навстречу новой жизни и новому для нее городу Мумбаи.
8: Птица в клетке
Милли ждала ее первая поездка на поезде. Для этого ей нужно было добраться до Ранчи, где она сядет на поезд Хатиа – Нагпур. Ей предстоял целый ряд поездок на автобусе: около двух часов она ехала из своей деревни в Манику, затем около часа ждала другой автобус, на котором нужно было ехать три с половиной часа, чтобы добраться до железнодорожной станции Хатиа в Ранчи. Провожал ее только Будхува. С ними стояли Сабина и еще две девушки. Они вышли в пять часов утра, чтобы встать в очередь и успеть занять места в плацкартном вагоне.
Милли казалось, что посадки ждало бесчисленное множество людей. У нее был билет, но она не представляла, как вообще сможет пробиться сквозь толпу. Тем не менее она беспокоилась больше не о столпотворении, а о более значимых для нее вещах. Она видела Будхуву, который пытался протолкнуться сквозь толпу и принести чай, держа в руке три горячих чашки. Ее сердце стиснулось от жалости и боли. Милли быстро начала прятать лицо, старалась прикрыть его дупаттой[113]
, но Сабина уже успела заметить, как наполнились слезами ее глаза и задрожали губы.– Не переживай, – сказала она. – Ты едешь навстречу лучшей жизни. У тебя будет возможность регулярно отправлять деньги домой, довольно много денег.
Лицо Будхувы было в напряжении. Милли заметила, что у него даже выступили капли пота на лбу. Видимо, это было из-за того, что мелкие, будничные дела ему сложнее давались. В то же время его лицо становилось все более невозмутимым, бесстрастным, словно с каждой секундой нарастала защитная реакция против презрения и жалости, с которыми постоянно сталкивается человек, у которого отсутствует какая-нибудь конечность.
Чем меньше времени оставалось до отъезда поезда, тем сосредоточеннее становился Будхува, словно у него внутри был встроен какой-то механизм, подсоединенный к коже лица и закручивающий гайки медленно и уверенно. Хаос и количество людей на платформе и внутри вагона сводили с ума. Из-за давки не только не хватало воздуха, но и становилось опасно: Милли была уверена, что в любую минуту кого-нибудь могут раздавить, затоптать или вытолкнуть из поезда более сильные – те, кто способен сдвинуть человека с места, как легкий глиняный горшочек. Но больше она боялась не за себя, а за Будхуву – как он, имея всего одну руку, сможет удержаться на ногах, стоя на платформе рядом с ее окном, и спокойно провожать взглядом ее поезд? А вдруг его столкнут на рельсы? Как он сможет противостоять огромной толпе людей и не дать толкнуть себя под колеса?
Милли не смогла пробраться к окну из-за огромного числа людей, прижатых к металлическим решеткам и прощающихся с теми, кто пришел их провожать. Эти окна не были окнами в обычном понимании этого слова – скорее закрытые решетками дыры, через которые пробивался свет.