Сострадание к врагу

– Это не то. Я говорю не о расстоянии, а о потерянном доме. Мне до сих пор снится родина. Я мало что помню, но все узнаю. Цвет, запах, звук. Посмотри, например, на эту авторучку. Ты ничего особенного в ней не видишь. А я могу любоваться ей. Только потому, что когда-то дома я держала в руках вещь точно такого же цвета. Я не помню, что это была за вещь, но мой мозг реагирует на этот оттенок. Делает стойку, как охотничья собака. Мое тело здесь, но я осталась там. И оттого, что я никогда не вернусь… Безнадежность это очень сильная вещь. От нее можно опьянеть, или сойти с ума. А что касается твоего предложения… Я слишком долго была в рабстве, чтобы стремиться туда снова. Когда я думаю о мужчине, как о самце, меня просто тошнит. Я понимаю, что это неправильно. Может быть, когда-то это пройдет. И если тебя это утешит, когда я думаю о тебе, меня тошнит немного меньше. Что дальше делать будем? Командуй, ты же теперь капитан.

Минут через двадцать четыре человека собрались в центральном отсеке.

– А где наши пассажиры? – спросил Денисов.

– Остались в каюте, – ответила Йец.

– Надо бы их тоже пригласить.

– Я приглашала.

– И что же?

– Выглянула эта полуголая девица и сказала, что в данный момент они пытаются сделать ребенка. Им не до нас с нашими проблемами. Надо же, какие счастливые. Просто колики какие-то.

– Значит, ситуация такова, – сказал Денисов. – Нас выбросило за пределы галактического диска. До ближайшего рукава семнадцать тысяч световых лет. До ближайшей звезды – всего шестьсот. Это значит, что если мы будем лететь с максимальной скоростью, то достигнем ее через сорок пять миллионов лет. То есть, двигаться в обычном пространстве бессмысленно. С другой стороны, любой прыжок, если он не будет рассчитан абсолютно точно, отбросит нас еще дальше. Намного дальше. А дальше – только смерть. Рассчитать прыжок мы не можем, потому что вокруг нет ни одной знакомой звезды, которую можно использовать как ориентир. Пищи нам хватит на неделю. Если распределить все это на микроскопические порции, то последний из нас умрет через шесть месяцев.

Все молчали. Йец нервным движением скручивала и раскручивала ручку, ту самую, которая напоминала ей о доме.

– Может быть, нам подвернется какая-нибудь случайная планетка? – неуверенно спросил Кеша.

– Случайных планет в космосе не бывает. Вероятность – примерно одна стомиллиардная доля процента. Вселенная состоит из пустоты, кое-где в ней плавают песчинки галактик.

– А если использовать синхронизированный сон?

– Все восемь аппаратов разрушены.

– Отремонтировать?

– Не в наших условиях. К тому же, в этом нет смысла.

– То есть, мы уже в могиле? – спросила Йец. – Можно шить саваны? А белой материи у нас хватит на всех?

– Хватит. Но есть еще одна вещь, которая могла бы изменить ситуацию.

– Какая?

– Вот эта.

Он поставил на стол полупрозрачный кубик с изображениями клавиш и символами неизвестного алфавита.

* * *

– У нас с тобой есть еще один шанс, – сказала Рита и заглянула в глаза любимого, старательно вкладывая в этот взгляд максимум чувства.

– Шанс на что? – не понял робот.

– На продолжение отношений. На то, чтобы продолжить игру в любовь. Я же тебя так люблю!

– Но я не хочу продолжать.

– Это нормально, это тоже входит в правила. Всегда наступает такой момент, когда, как бы это сказать, возлюбленные осточертевают друг другу. Но игра не прекращается в этой фазе. Обычно они мирятся и пытаются завести ребенка. Это все меняет.

– Но мы не можем завести ребенка.

– Почему?

– Мы по-разному устроены.

– Но ты ведь такой сильный. Ты так много можешь. Ты настоящий мужчина. Не может быть, чтобы такой отличный мужик не мог завести детей. Когда ты сжимаешь меня в объятиях, я просто плавлюсь от счастья. Я думаю, что ребенок получится.

– В моем организме не предусмотрена такая функция. У меня нет ни генной структуры, ни хромосом. Мое тело даже не состоит из клеток. С таким же успехом ты можешь попытаться завести ребенка с футбольным мячом. У меня не может быть детей. Я весь состою из нейтронной плазмы. Я просто похож на человека, но могу быть похож на кого угодно. Смотри.

Он вытянул руку; кожа вдруг набухла, превратившись в чешую. Пальцы соединились и образовали клешню. Клешня открылась и закрылась с отчетливым щелчком.

– Ты уверен, что знаешь о себе все? – спросила Рита.

– Почти все, – ответил робот. – Есть некоторые вещи, которые я не могу контролировать, а есть и такие, которые я не должен знать.

– Вот видишь! Мы должны попробовать. Я уверена, что у нас получится.

– Зачем люди заводят детей? – спросил робот.

– Чтобы стать бессмертными. Они продолжают жить в новом теле. И для того, чтобы любить кого-то.

– Хорошо, я попробую, – согласился робот, – но только ради шутки. Мне не нужно быть бессмертным, потому что я не боюсь смерти. И мне не нужна любовь, я в нее достаточно наигрался. Иногда ты доставляешь мне удовольствие, но это не повод, чтобы тянуть время. Никакое удовольствие и никакая любовь не помешает мне разделать тебя, как мясник разделывает тушу. Запомни это. Не строй лишних иллюзий.

– Разве тебе не нравится видеть любовь в моих глазах?