Сотая казнь

Быстро позавтракав, палач выспросила дорогу к тюрьме и прихватив свои деньги, инструмент да не расставаясь с мечом вышла на улицу. А собственно, что палачу еще надо брать с собой? Все остальное выдаст город.

Что ни говори, а Лис Седьмой был сегодня не в духе. Вообще с жизнелюбивым герцогом это происходило в двух случаях: когда был пост и когда он плохо высыпался. Сегодня произошло и то и другое, а потому он угрюмо косился то на стоящего в дверях начальника охраны, то на лежащий на блюде бобровый хвост (слава священникам, после долгих просьб и угроз знати они наконец признали такую очевидную вещь, что если бобр живет в воде и у него хвост покрыт рыбьей чешуей, то значит он сам рыба).

Чуть подумав, будто решая с кем расправляться в первую очередь: с хвостом или пришедшим с утренним докладом охранником, он наконец жестом разрешил стражу говорить.

– Мой герцог, ночь прошла без происшествий, разве что горожане пожгли дом пекаря вместе с ним самим…

– А что так? – герцог наконец принялся за бобра, разрывая мясо зубами.

– Да как всегда, ржаной хлеб продавал как белый.

– Опять рыбьей костью отбеливал, мошенник?

– И костью и мелом… Так если б только отбеливал, он еще и мух, да букашек всяких под видом изюма запекал.

– Ты не мог бы перестать слушать доклады, когда мы завтракаем? – сидящая рядом с мужем герцогиня с опаской отложила хлеб, взяв сушеную грушу.

– Любимая, у меня и так нет времени… – герцог принялся есть сделанное из перемешанного с приправами рыбьего фарша подобие яйца и вновь посмотрел на главу охраны, – Гилберт, что еще?

– Черный повар вновь охотился. Под утро на окраине нашли дочь гончара с вырезанными легкими. Убита судя по всему прошлым вечером. Добавлю, что есть и следы зубов, равно как и выгрызенные куски мяса на ногах и руках, но мне кажется это собаки…

– Нет ну это уже слишком! – герцогиня отшвырнула тарелку с плавающей в бульоне курицей (тоже уместной во время поста, ибо как говорил архиепископ Норнбергский, отец Фогель, сотворена птица с рыбами в день один, и как можно есть рыбу плавающую в море, так и курицу что в бульоне плавает в пост есть благословляется).

– Октавия, потерпи, он уже заканчивает, ведь так? – герцог хмуро уставился на главу охраны, но тот к его недоумению так и остался на месте.

– Еще минуту мой герцог. Я хотел сказать, что придумал решение проблемы с вашим бывшим чернокнижником.

– Да неужели? – герцог красиво изогнул бровь, отставляя тарелку с густым соусом, – Весь внимания.

– Этой ночью я посещал таверну, где имел интересный разговор…

– Гилберт, мне казалось, что я плачу тебе за мою охрану, а не за прогулки по трактирам.

– Я нашел палача, для чародея.., – не смутившись продолжил начальник охраны.

– Не ври… Настолько глупые люди, обычно не могут держать не только меч, но даже ложку.

– Она с границ герцогства и вряд ли знает, кто таков этот чернокнижник. Ну а я позабыл рассказать о том, что те несчастные священники, которые пытались допросить его каленым железом, не успев войти в камеру, покрылись коростой и струпьями, да сгнили на руках своих любящих братьев через пару дней, пожираемые изнутри кошмарными червями.

Раздался шелест платьев, и прижимающая руки ко рту герцогиня вскочила из-за стола, выбегая за дверь. Лис Седьмой горестно вздохнул и тоже прервал трапезу, погрузившись в размышления.

– Ладно. Жалко ее, да что же поделаешь. Убивать то чародея как-то надо, – наконец нарушил молчание герцог, – Казнь проведи сегодня. Если выживет, назначить ей пособие.

Зал где трапезничал герцог подернулся рябью и исчез, вновь сменившись дном заполненной не слишком чистой водицей деревянной миски.

Потерев руки, чернокнижник зашагал по камере, кутаясь в дранный, черного шелка плащ. Голубые, полные ярости глаза невидяще смотрели на влажные стены.

Что ни говори его характер с детства оставлял желать лучшего. Ну а когда он стал чародеем, характер испортился окончательно. А когда через несколько лет он занял место личного чернокнижника герцога его знакомые поняли, что до этого он вел себя просто образцово. Ну а когда чернокнижника заточили в сырой тюремной камере, туда старались не забираться не то что тюремщики, но даже крысы.

Только что подслушанный разговор о собственной казни, доброты колдуну не добавил. И похоже он уже знал на ком выместит всю накопившуюся за время заключения злобу.

Вот уже добрую сотню лет, как пузатые башни главной тюрьмы герцогства подпирали небо. Сотню лет крепость из дикого камня штурмовали толпы народа, пытались жечь и рушить, сотрясали бунты, но все это проходило, а тюрьма так и стояла, лишь ширясь и распухая во все стороны.