— Да, — кивнул приятель, с восхищением перелистывая какую-то книгу с иллюстрациями. Все его внимание было поглощено ей. — Такая надпись есть над входом у каждого из корпусов.
— А титаны?
— Для устрашения. Наверное, узников скармливали им в случае серьезных провинностей. Кроме того, в первом корпусе обоих рядов есть огромный лазарет, картотека, библиотека и душевые.
Зато в остальных нет ни одного окна и ни одной чистой стены без каракуль с именами и датами. Зато в каждом из двадцати тюремных блоков в дальнем углу спрятан небольшой квадратный люк, который ведет в подвал с узким коридором. Эрен устало взглянул на книгу, которую сейчас изучал Армин. Лучше смотреть на цепочки слов незнакомого языка и яркие иллюстрации, чем вспоминать подземелья, которые они впятером (пока Армин с Конни рылись среди обнаруженных книг) весь день до вечера очищали от титанов, спящих в ловушках-камерах. Те реагировали на шум и свет, поэтому приходилось быть предельно осторожным и бесшумным. В тесноте подземных коридоров на Эрена давили стены и ненависть. Он думал об узниках, обреченных существовать в темноте и страхе; думал о титанах, заключенных на век в подземелье; думал о том, насколько же марлийцы были пропитаны ненавистью к этим несчастным, раз держали их в таких нечеловеческих условиях. А еще думал о своей ненависти к ним, что расцвела несколько месяцев назад, когда в его голову ворвались воспоминания отца про жизнь до Парадиза.
Чтобы отвлечься, он открыл подвернувшуюся под руку папку с документами и уныло взглянул на столбцы ровных цифр и какой-то график. Ничего интересного. Но, возможно, в этих книгах сокрыта еще одна крохотная часть истины о неизведанном мире за Стенами. Возможно, из этих документов он узнает нечто важное, что приблизит его к свободе еще на один маленький шажок.
— Надеюсь, в этих записях все-таки найдется что-то полезное для нас, — Эрен отвернулся от графика и теперь следил за ловкими пальцами Армина, листающего страницы.
— Жаль, что все на марлийском, — ответил Армин, но Эрен заметил, что даже незнакомый язык не смог погасить свет жадного восхищения в глазах друга. Или это просто отблески заката?
— Там могут оказаться какие-то схемы, карты, картинки. Леви сказал забирать с собой все, что может представлять интерес.
Армин перелистнул очередную страницу. Стая лебедей на ней летела широким клином среди белой ваты облаков. Завораживающе. Но вряд ли может пригодиться.
— То-то командор Ханджи будет рада, — пробормотал Армин.
Эрен по-доброму хмыкнул. Будто в прошлое перенесся.
— Ты рад не меньше. Узнаю этот блеск в глазах, — сказал он и не смог сдержать улыбку.
Кажется, первую за несколько дней. Армин заряжал восторгом и навевал воспоминания о детстве, когда они, бывало, вот так же сидели с очередной книгой и болтали… и мечтали… и спорили…
— Еще бы! Да я столько книг разом никогда в руках не держал! — восторженный друг снова перевернул страницу. — О, на Микасу чем-то похожа, правда?
Девушка на иллюстрации грустила. И чем дольше Эрен всматривался, тем больше ему казалось странным, почему художник изобразил ее среди крапивы. Такими миловидными в книгах обычно рисуют принцесс, но эта принцесса была самой печальной из всех, что ему доводилось встречать в сказках. А кроме того, ее улыбка вряд ли смогла бы сравниться с…
— Не очень-то и похожа. Микаса красивей… — сказал он задумчиво и только после слетевших с губ слов вдруг смешался и растерялся. — То есть… Ну…
— Да, красивей, — просто согласился Армин, для которого факт признания привлекательности Микасы не тянул за собой шлейф жаркого стыда или вдруг выпрыгнувших из небытия воспоминаний, что тут же рассыпались перед Эреном картинками не только милой улыбки, но и тех девичьих частей тела, которые порой невольно притягивали его подростковый взгляд.
И если лучи заката не смогли пробиться внутрь темного клубка души, то Армин с книгами, воспоминания о детстве и мысли о Микасе зажгли в Эрене слабый свет, внезапно разогнавший мрак и холод надвигающегося одиночества. Даже ненависть и усталость, грызшие нутро весь день, унеслись вместе с вечерним ветром в рыжую вышину. Эрен оперся на руки за спиной, закрыл глаза и подставил лицо вечернему солнцу. Внезапно он снова невольно улыбнулся, вспомнив капли утреннего дождя на ресницах Микасы. Красивая. Ну и что такого в том, что он считает ее симпатичной?
— Скажи, Эрен, — прервал его размышления Армин, — ты никогда не думал, что стало бы с тобой, мной и Микасой в мире без Стен и титанов? Кем бы мы были тогда?
— Хах… Наверное, мы бы с тобой исследователями стали. Открывать новые земли… Пересечь море из песка… Или лететь далеко-далеко на… — Как же называлась та огромная штука в ангаре из записей отца и его воспоминаний?.. — Дирижабле.
— Да. Было бы здорово полетать на таком аппарате когда-нибудь. — Эрену даже не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что друг сейчас мечтательно улыбнулся. На какое-то время между ними повисла тишина, потому что каждый погрузился в свои детские мечты. — А Микаса? — вдруг спросил Армин.
— Микаса?