Сотни несказанных слов между нами (СИ)

Здание встретило их надписью «Труд делает свободным», которую невозможно было не заметить. Может, посыл, заложенный во фразе, и был хорош, но внутреннее чутье подсказывало Жану, что такие агитации в подобном месте вряд ли кого-то воодушевляли. Широкие, аккуратно выведенные над входной дверью буквы сияли белизной, нестерпимо яркой по сравнению с ее черно-серым окружением. Пожалуй, только надпись да массивная узкая дверь держались достаточно крепко и не создавали впечатление абсолютной заброшенности. Входную дверь, перед которой двое молодых людей остановились, когда-то тщательно заперли на внешний засов, но время не пощадило древесину: теперь перекрывающая вход балка разбухла и местами потрескалась, а при первой же попытке Жана вынуть ее — переломилась надвое.

За дверью их поджидала темнота. Еще бы. Окон в помещении не было — откуда бы там взяться свету? Жан зажег факел и первым перешагнул через порог. Тишина вокруг оглушила, но стоило только двинуться вперед, медленно ступая по половым плитам, и гулкое эхо поскакало за людьми, отпрыгивая от каменных стен, потому что нутро длинного стометрового помещения оказалось пустым. Возможно, так даже лучше? Не придется копаться в тряпье или сгнивших бумагах, открывать съеденные короедом ящики в трухлявых шкафах… Жан вдруг подумал, что вообще не хочет знать — зачем кому-то сто лет назад могла пригодиться такая мрачная крепость с рядами одинаковых казарм-домов. Уж точно не для увеселительных ярмарок.

— Смотри, — указала Микаса куда-то в сторону, — кажется там что-то есть.

И действительно, у одной из стен почти в центре строения они нашли полуистлевший мешок и пару пучков соломы.

— Думаю, здесь были какие-то склады с провизией. — Жан присел на корточки и поднес факел поближе к мешку, чтобы разглядеть, не отыщется ли на грубой материи хоть какая-то надпись или цифры. — Но если все эти здания использовались в качестве складов, то… — и внезапно замолчал.

— Жан? — позвала Микаса, когда тишина затянулась.

Но он лишь молча указал на освещенную факелом стену, не в силах оторваться от увиденного.

Неуверенными штрихами на сером песчанике блоков кто-то вывел: «Ирэна Фэйнт была здесь 0607741». И там же рядом уже другой рукой, размашистыми глубокими бороздами рукотворных царапин — «Свободна. 0811742».

Жан повел факелом, сглотнув сухость во рту.

Следующая надпись немного правее предыдущей.

«Эва Гринд 20 лет 15 дек. 741». «Свободна. 2501743», — все те же размашистые борозды неведомого летописца.

Еще дальше светом вдоль стены. И снова имена с датами. Инициалы. Просто царапины. Безмолвные числа. «Свободен». Вновь даты, еще засечки. Неясное «Мама» и отчаянное «Я не умру». Высеченный в камне рисунок цветка и что-то круглое, наверное, солнце. Где-то напористо въевшаяся в глубину и на века надпись, а в другом месте бессильный отголосок-штрих в попытке оставить о себе хоть что-то.

«Эрих», «Иона», «Стэн», «Майя», «Ярик», «Мария», «Фридрих», «Бернар», «Фрейа»… Имена, десятки, а скорее, сотни… Не просто сочетание букв, но скрытые за ними люди и судьбы.

Разные почерки, будто голоса прошлого, окружили и оглушили Жана. Он даже не заметил, когда Микаса успела зажечь еще один факел и теперь тоже неторопливо вела им вдоль противоположной стены, беззвучно читая надписи. Молодой человек следил за тем, как беспрерывно шевелятся ее губы, как плавно движется пятно света и как пляшет желтое пламя, отбрасывая неясные тени вокруг.

— Армин оказался прав, — наконец выдавил он, и эхо его голоса запрыгало по стенам с именами, распугав призраков прошлого. — Тюрьма.

Взгляд Микасы, когда она посмотрела на него, захлебнулся в грусти:

— Но здесь нет окон, — сказала она тихо. — Даже животных держат в лучших условиях.

Жана ужасала не темнота, его ужаснули масштабы. Двадцать два идентичных здания… точнее тюремных блока, расположенных в два ряда… Если внутри них такие же надписи на стенах… Сколько же людей когда-то прошло через эту крепостную тюрьму? Две тысячи? Или двадцать тысяч? Сколько лет она функционировала? За что сюда попадали? Сколько из тех, кто оставил здесь имена, действительно дожили до освобождения?

Десятки вопросов и главный из них: насколько же жесток тот неведомый внешний мир, если в нем нашлось место для таких тюрем, как эта?

Жан в бессильной злобе крепче сжал рукоять факела. Каким же простым все казалось раньше. Как легко и просто было проецировать ненависть на безмозглых чудовищ… И как страшно становилось при мысли, что истинные монстры этого мира вовсе не гиганты, а люди. Те, что строят тюрьмы, подобные этой, или те, что отправляют детей разрушать Стены, а с ними и чужие жизни…

Стены тюремного блока будто сузились и надавили на его плечи тяжелым грузом прошлого. Жан снова сглотнул комок в горле и оглянулся на серый прямоугольник света от открытой двери: как же захотелось очутиться под дождем, вдохнуть сырой запах свободы и взглянуть на небо. Однако голос Микасы вынудил его отвернуться от пути назад и направиться к ней:

— Здесь люк в полу, — указала Микаса в угол.