Сотня свадеб и другие (не) приятности

— Конечно, выглядит не очень, все-таки это опытный образец, ему лет двадцать уже. Но он вполне крепкий и функции свои выполняет отлично, — пожал плечами вампир.

— Сомневаюсь, что Гвидо одобрит. Он крайне щепетилен во всем, что касается внешнего вида организаторов, — я осторожно свернула рубашку, не спеша надевать.

Стефан смерил меня снисходительным взглядом.

— То есть кольчугу под курткой он бы одобрил по-твоему?

— Ну, если с поясом кожаным крафтовым или накидкой в стиле крестоносцев, то, может, и да. У него вообще нестандартный взгляд на моду.

— А у меня вполне себе стандартный, особенно на доспехи. Ты и полдня не протянешь в железном облачении: вымотаешься, спина разболится, да и позвякивать на каждом шагу будет ощутимо. Но здравое зерно в твоей идее было. В этом, — он решительно отобрал у меня рубашку и разложил ее на столе, — ходить легко и удобно. Думаешь, такие артефакты на дороге валяются? Это же не ткань, а чудо магической мысли: ни стрелой, ни кинжалом не пробить. Меч, конечно, совсем не остановит, но все же удар смягчит. И под твоей обычной одеждой не видно будет. Смотри.

Он взял с подноса с едой кухонный нож и несколько раз ткнул им в ткань со всей силы.

— Ты что делаешь? — я возмущенно перехватила его руку. — Стол поцарапаешь.

— Уверена?

Жестом заправского фокусника Стеф сдернул ткань и продемонстрировал идеально отполированную деревянную столешницу без единой царапинки. На рубашке, разумеется, тоже дырок не наблюдалось.

— Одна из разработок храма, — с гордостью отчитался вампир. — Армированная защитными заклинаниями ткань. Сделана на основе тех, из которых шьют одежду оборотни: не рвется, устойчивая к истиранию, умеет слегка менять размеры. Сама понимаешь, оставаться без штанов при каждой трансформации — это неудобно. А так можно и покушений не бояться, и почтенную публику срамотой не смущать в случае непредвиденных сложностей. В общем, пообещай завтра надеть, мне так спокойнее будет.

Стефан скатал рубашку в рулон и положил на кресло.

— Хотя, Лена, — он подошел совсем близко и обнял меня за плечи. — Может, ну его? В храме тоже интересно, переждешь там, не сошелся свет клином на этом отборе. Амадо все же не глуп, хотя, как все ящерицы, заносчив и излишне самоуверен. Он справится, а потом, когда пыль уляжется, вернешься и… — он смешался немного, — будешь делать, что хочешь, в общем.

— Стеф, — я подняла голову и наткнулась на взгляд, полный тревоги и сомнений. — Понимаешь, мне надоело прятаться от жизни.

— Понимаю, — вздохнул он, а потом вдруг коснулся выбившейся из моей прически пряди и бережно заправил ее обратно. Столько нежности было в этом невинном жесте, заботы и ненавязчивого, но такого отчетливого желания защитить, что я растерялась. — И даже понимаю, насколько это правильно. Но все равно переживаю, ведь вовсе не обязательно танцевать на лезвии бритвы, чтобы заметить, как же чудесен мир вокруг. Боюсь, ты бросаешься из крайности в крайность и снова упускаешь из виду суть.

— И в чем же она?

— Никто достоверно не знает, — очень серьезно ответил вампир. Он отпустил меня, усадил на диван, налил в чашку чай и пристроился рядом. — Суть в том, чтобы жить, а не выживать. Если ты хочешь жить, то это не проблема. А если ты хочешь жить, как кто-то иной, то да, все становится сложно. Ведь у каждого свой рецепт счастья. Взять, к примеру, нашего общего знакомого, Амадо. Он ищет приключений, славы, ему нужна цель, которую можно достичь, некая вершина, куда не стыдно подняться. Магистру Неро жизненно необходимо знать, что его открытия и исследования делают чье-то существование легче и интереснее. Он помогает там, где остальные бессильны, ему нравится зажигать огоньки надежды в чужих глазах. Кто-то счастлив тем, что растит детей и занимается домашним хозяйством, другие, как мастер Варден или Гвидо, достигают совершенства в ремесле и гордятся своими творениями, даже если они недолговечны.

— А ты, Стеф? Что делает счастливым тебя?

Вампир тихо усмехнулся и покачал головой.

— Не обо мне речь, — он легонько щелкнул меня по носу. — Но, если я буду видеть, что ты счастлива и уверена в том, что идешь верной дорогой, то это станет достойной наградой за все хлопоты.

Он развернулся и взял мои ладони в свои.

— Пообещай, что если тебе понадобится помощь, то ты дашь мне знать.

— Стеф… — я зарделась, не зная, что сказать. — Ты не обязан возиться со мной, как с неразумным ребенком, у тебя же своя жизнь, стремления, заботы.

— Хочу — и вожусь. Пообещай, — упрямо повторил он.

— Ладно, как скажешь! Вот поди вас пойми, нелюдей.

— Не разумом понимай. Разум слеп, особенно когда боится видеть. Чувствуй.

Он склонился и слегка коснулся моих губ. Ровно настолько, чтобы наше дыхание смешалось, чтобы ощутить тепло друг друга — и не более. Так волнующе близко, что я замерла, не в силах ни отстраниться, ни преодолеть последний миллиметр. Его глаза вспыхнули, но уже в следующее мгновение он оставил на моей щеке теплый поцелуй и поднялся:

— Увидимся завтра, Лена!

И исчез за дверью.

***