Так. Пуля в живот. Кисло. Ну да, тут уж ничего не поделаешь. Быстро перетянул ему руки его же кушаком, накинул себе на плечо его кафтан и туда же определил самого раненого, издавшего глухой стон. Оно, конечно, так-то с болезным… А вообще, пускай идет он лесом. Подохнет — туда и дорога. Хотя порасспросить не мешало бы. Ничего, малость потерпит.
Уже когда скрылся за очередным поворотом, услышал топот множества ног, обутых в сапоги. Не иначе как стрелецкий патруль. Это он вовремя. Нет, опасаться их у него причин никаких. Мог бы спокойно дождаться и поведать о произошедшем. Глядишь, еще и благодарность заслужил бы от столичного воеводы.
Вот только не нужно ему такой радости. Потому как если за лихими стоят иезуиты, то власти его не защитят. А если же эти орденские змеи будут уверены в его неведении, у Ивана появится хоть какой-то мало-мальский козырь.
Так, этот пустырь после пожарища вполне подойдет. Несколько дней назад здесь выгорело сразу несколько усадеб ремесленников. В Белом же городе взамен сгоревших деревянных строить можно только каменные здания. Так что владельцам теперь придется переселяться за стену в Земляной город. Сомнительно, чтобы они потянули серьезную стройку. Зато за освободившийся кус земли теперь развернется самая настоящая борьба. И плевать, что райончик так себе, практически у самой городской стены.
Сбросил с плеча глухо простонавшего раненого. Осмотрел свое плечо. Ага. Вроде нормально. Не запачкался в крови. Не то у Мироновой Дарьи могут появиться ненужные вопросы. Нет, если бы он не сбежал, то и бог бы с ней, но он-то дал стрекача.
— Ну что, пришел в себя, болезный? — выдергивая кляп изо рта грабителя, спросил Иван.
— Ы-ыу-уммм… — Карпов тут же зажал рот раненого своей ладонью.
— Тихо себя веди, дурень, не то тебе еще горше придется. Во-от та-ак. А теперь расскажи, с чего это вы на меня напали? Ну говори, говори. Ить если сведу тебя в Разбойный приказ, тебе там худо придется. Сколько бы ни осталось твоего веку, а пожалеть ты успеешь.
— Хочешь сказать, конец мне? — выдавил пленник.
— А ты как думаешь, сколько протянешь с пулей в животе? Иль слышал, чтобы кто-то выжил?
— Не слыхал, — выдохнул мужик.
— Вот и я о том. Тебе осталось выбирать только меж легкой и тяжкой смертью. Так что говори. Глядишь, смилостивлюсь.
— Не потащишь ты меня в Разбойный приказ. Как объяснишь, что с места сбежал?
— Так за тобой погнался, касатик. Ты эвон каким крепким оказался, насилу нагнал. Ладно, не хочешь — не надо.
Иван хлопнул себя по коленям и выпрямился во весь рост. Потом набрал в грудь воздух, словно хотел закричать, призывая патруль.
— Добрыня наводку дал, — болезненно сморщившись, оборвал его раненый.
— Кто таков?
— Кабатчик с Хохловки. Тут недалече.
— Я такого не знаю.
— Так и он о тебе не ведает. Сказал, чтобы, как стемнеет, мы ждали близ дома выкреста дяди Яши. Когда будет стоящая добыча, нам сигнал в окошко подадут. А там уж сами. Четыре дня впустую прождали, а сегодня ты появился, — часто прерываясь и страдальчески морщась, пояснил раненый.
— Это что же получается, дядя Яша своих клиентов под молотки подставляет? Не вяжется, дружочек. Ему такая слава ни к чему.
— Да мне-то откуда знать, — просипел мужик. — Добей, ирод. Никакой моченьки терпеть нет.
Хм. Если этот не врет, выходит, обычное ограбление. А кабатчик Добрыня, получается, наводчик. Тогда иезуиты точно ни при чем. Или при чем? Но тогда уж нужно кабатчика трясти. Правда, пленный ради прекращения мучений очень даже может обмануть. А вот не угадал болезный.
Иван извлек нож, но, к удивлению раненого, не стал его добивать. Вместо этого вернул кляп на место и, взрезав рубаху пленника, как смог перевязал его рану. До дома Павла не так чтобы далеко, всего-то с версту будет. Придется тебе, сердешный, потерпеть. Ну а Карпову — попотеть.
До нужного адреса добрался довольно быстро. По счастью, подлекарь Рудаков, тот самый, которому никогда не быть профессором, оказался дома. Вообще-то он собирался уже отбыть на гулянье, во дворец к князю Черкасскому.
— Паша, погоди. Когда тебе еще такой случай подвернется, чтобы в чьих-нибудь потрохах покопаться. Выбора-то у него нет. Лихой, умышлявший убийство. Ну и, наконец, ты как медик выполнишь свой долг до конца. Потому как если он и умрет, то ты ему опием страдания серьезно облегчишь.
— Ох и искуситель ты, Ваня, — задумчиво глядя на пациента, уже отправленного в наркотический сон, произнес подлекарь.
— Брось. Ты сам хочешь им заняться.
— Мало ли что я хочу. Тебе-то это зачем?
— Выяснить хочу, кто это на меня указал. А этого ломало так — что угодно мог наплести, лишь бы я его мучения прекратил.
— Ты вообще в курсе, что мы нарушаем закон?
— Я нарушаю, не ты. Твое дело маленькое, принесли раненого, ты его обиходил. Я тебя убедил в том, что властям уже сообщил. Словом, вали все на меня.
— Ну хорошо, а с чего ты вообще взял, что у меня получится?
— Во-первых, если у кого и получится, то только у тебя. А во-вторых, мне и нужно-то, чтобы он прожил пару-тройку дней.