Сотник

— …Но все равно, — Мишка добавил металла в голос и в упор уставился на Агафью, — стрела была погорынской! А был бы болт самострельный, так и в том греха не вижу!

Подействовало — княгиня вспомнила, что находится в руках мальчишек-отморозков, и изобразила жестом: "Не обращай внимания — нервы". Мишка кивнул, мол, понимаю, и продолжил рассказ, тщательно избегая любых отклонений от избранного им образа. Мальчишка, воображающий себя рыцарем и грозным воеводой, которому несказанно повезло уже и тем, что он просто выжил, а тут еще и князя пленил и заложников освободил! Везунчик, но сам этого не понимает, как не понимает и того, что вместе с пленением князя и освобождением его семьи приобрел не столько честь и славу, сколько множество проблем на свою тощую задницу. Ждет, несомненно, почестей и наград, уже заранее чуть не лопается от гордости, но… вот тут для Агафьи должна была возникнуть непонятка: родней приходится Святополчичам, а преданность демонстрирует Мономашичам, вернее, одному из Мономашичей — Вячеславу Туровскому.

Княгиня слушала внимательно, время от времени стимулируя рассказчика то кивком, то ободряющим междометием. За мужа, кажется, переживала искренне — ну и что, что особо страстной любви между ними не случилось (брак-то династический), все равно вдовья доля не подарок, и на Городненском княжении ее никто в случае смерти Всеволода не оставил бы.

Было, однако, в ее реакции и такое, что Мишке весьма не понравилось. Когда рассказ дошел до того, как Всеволод всего с двумя десятками дружинников бросился на выручку семьи, по лицу княгини скользнуло что-то вроде презрительной усмешки. Мишка догадался, что в иных обстоятельствах подобные действия князя были бы прокомментированы Агафьей всего одним словом: "Дурак".

Мишка и сам не считал поведение Всеволода образцом мудрости, но взыграла мужская солидарность: "Он все бросил, раненый очертя голову скакал ей на выручку, чуть не умер, а она… Вот она, баба во власти: все чувства задавлены, компьютер в юбке, ничего женского не осталось".

Известие об агрессии Полоцка Агафья восприняла спокойно, и Мишка решил, что если она о планах соседей и не знала точно, то вполне могла догадываться; а еще могла надеяться, при удачном стечении обстоятельств, оттягать под шумок у Пинска землицу, прилегающую к Городно. Кусок, что ни говори, жирный — "Черная Русь" с плодородными и хорошо заселенными землями, не то что полесские болота.

К намерению Мишки явить плененного Всеволода в Турове пред очи Вячеслава Владимировича Агафья, похоже, отнеслась с пониманием — мальчишка-сотник ради такого звездного часа наизнанку вывернется, а вот то, что ее судьбу будет решать Всеволод, а не этот сопляк, которым, как поначалу показалось, она смогла бы вертеть, как заблагорассудится, княгине не понравилось. Необходимость визита в Туров и в Киев для спасения вляпавшегося в серьезные неприятности муженька она прекрасно понимала, но одно дело, когда она сама приедет (подготовившись и посоветовавшись), и совсем другое, если ее привезут — пусть не пленницей, а спасенной, но все равно привезут. Выглядеть добычей какого-то сопляка из погорынского захолустья ей очень и очень не хотелось. Западло, так сказать, княгине, но никуда не денешься — если муж так решит, мальчишка поддержит его, а не ее.

— Ну что ж… — задумчиво произнесла Агафья по окончании Мишкиного повествования, — благодарствую, боярич, много ты мне нового и неожиданного поведал.

"Ну вот! А где боярин Михаил Фролыч? O quam cito transit gloria mundi[29]. Проще говоря: "Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал". О женщины, женщины… обольстить не удалось, вертеть не получится, значит, и доброго слова не дождешься. Да и цена тем добрым словам…"

— Обдумать мне все это надо, — продолжила Агафья после паузы. — А ты ступай пока, ступай.

Мишка молча поднялся со скамьи, отвесил поклон, четко, как на строевых занятиях, развернулся и пошагал к выходу в сопровождении "пажей".

Глава 4

Возле дома Мишку поджидали Артемий и Дмитрий. Оба откровенно маялись неизвестностью и уставились на своего сотника так, будто надеялись, что он прямо с порога начнет вещать невесть какие истины. Игнорируя их нетерпение, Мишка обернулся к Елисею и Елизару:

— К Якову вас пока не отпускаю. Будете находиться при ее светлости… ну, не прямо рядом с ней, а в том месте, которое она вам укажет, чтобы в любой миг, если потребуется, она через вас могла ко мне обратиться. Или если ей еще какая-нибудь помощь понадобится. Понятно?

— Так точно, господин сотник!