Роська, словно подслушав Мишкины мысли, начал перечислять проблемы:
— Ну… гребцы из отроков плохие, но в ту сторону все время по течению идти будем. Правда, на мель садиться, когда по течению идешь, гораздо хуже, чем когда против. Русла-то я не знаю. До темноты можем и не успеть.
— Хорошо. Как ночевать будешь, если ночь застанет?
— Заранее укрытие поищем. Можно, конечно, и посреди реки встать, но неохота на виду торчать, хоть и ночью. А с укрытием время потеряем — глубину промерять, то, се… Не знаю, в общем. Надо на месте смотреть и думать.
— Добро, переночевали. Дальше.
— Подойдем, договоримся с Ильей о погрузке… а кого еще забирать-то?
— Да погоди ты забирать! — Мишка начал чувствовать раздражение. Вроде бы разумный парень, а об элементарных вещах не думает. — Место с воды узнаешь? Они же на берегу не торчат.
— Узнаю, запомнил хорошо.
— Ладно, а как убедишься, что там тебя наши встретят, а не засада вражеская?
— Так это… Да у меня же взрослые ратники будут! — обрадовался Роська. — Остановимся раньше, там изгиб берега приметный, и высажу на берег Чуму или Молчуна. Они и проверят.
— Якова с собой возьмешь и еще одного из разведчиков, пусть сам выберет.
— Ага, понял.
— Илье от меня передашь следующее…
Хоть и надо было отправить Роську побыстрее, всякие подробности пришлось обсуждать снова и снова, пока не прибежал посланный Арсением отрок с сообщением, что для допроса ляха все готово.
Уже добравшись до первых деревьев, Мишка спохватился, что так и не выяснил, какого это "зятя" кинулся выручать Егор и почему про этого "зятя" знают, кажется, все, кроме сотника? Но мысль эта мелькнула так, вскользь, — других забот полным-полно.
До чего уж там досовещался Арсений со своими, Мишка не знал, но подходя к полянке, где планировался допрос, невольно ожидал увидеть там душераздирающую картину, выдержанную в традициях фильмов о мрачном Средневековье или уж, как вариант, киношных страшилок "про бандитов". И истерзанного пленника с выпученными глазами, подвешенного на дыбе, и палача с кошмарным инструментом, и соответствующие звуки да запахи…
Но, как выяснилось, ничего подобного планом Арсения не предусматривалось. На полянке вполне мирно были расстелены два потника (видимо, за неимением ковра или войлока), на одном стояла миска с едой и лежала баклажка, а второй, надо понимать, предназначался для сидения.
Рядом с молодым дубком "режиссеры" пристроили обрубок бревна, подпертый толстыми ветками, чтобы лежал вплотную к стволу и не откатывался. И вот этот-то обрубок начисто снимал первоначальное мирное впечатление, потому что был сильно запачкан кровью и в нескольких местах на нем виднелись подпалины. Зловещий колорит декораций дополнительно усиливал и сам Дормидонт Заика, голый по пояс, невозмутимо поправляющий кузнечными клещами в костерке какие-то непонятные железки — не слишком, впрочем, устрашающего вида.
Квалификацию "художника-постановщика" Мишка оценил: если подходить к месту допроса именно с той стороны, с которой шел он, то сначала глаз цеплялся за место "выпивающего и закусывающего", потом за окровавленный и обожженный обрубок бревна, и только после него — за Заику в образе палача. Все исполнено на должном уровне: контраст и негатив по нарастающей. Оценить-то Мишка оценил, но не впечатлился — и не такое видал (на экране, естественно, а не в жизни), да и Дормидонт, надо признать, до буреевских статей недотягивал — тот-то одной своей внешностью был страшнее бормашины.