– Если я виновен в том перед Государем, то отвечу перед ним. А более о том и болтать нечего. – нахмурился Андрей, раздраженный излишней осторожностью Шереметьева.
Вероятно, он сказал излишне резко или слишком утвердительно, выдав свое раздражение сверкнувшими глазами, но на эти слова все отреагировали странным выражением лица и нервными взглядами. Иван же Шереметьев было дернулся что-то ответить, да замолчал, не ввязываясь в перепалку. Слишком уж твердо и решительно Андрей смотрел ему прямо в глаза. Для простого сотника чрезвычайно дерзновенно. Не посмел бы он такое себе позволить. А вот Дмитрий Иванович улыбнулся и кивнул каким-то своим мыслям…
На этом разговор в целом и заглох.
Шереметьев и Вишневецкий удалились для обсуждения условий совместного похода, а Андрей занялся обустройством лагеря для своей сотни. По ходу дела напряженно думая.
Он не помнил, чтобы в походе принимали участие ни казаки, ни Вишневецкий. Однако они пришли. Что это? Неточность описания или начало изменений истории, что стали накапливаться как снежный ком? И как эти изменения аукнулись на крымчаках?
Впрочем, выходка Сулеймана говорила о том, что история начала делать свой поворот. Насколько крутой – не ясно. Однако знания исторических реалий теперь все больше и больше обесценивались, ибо мир явно сошел со старых рельсов, уходя куда-то в сторону – на новый путь.
– Чем порадуешь? – не здороваясь спросил Иоанн Васильевич, вошедшего к нему патриарха Сильвестра. Очень холодно. Слишком холодно. Он всегда с ним так разговаривал теперь при личных встречах. Да и на людях не сильно цацкаясь.
– Государь, – поклонился тот. – Виноват я перед тобой без меры, гложет меня совесть с того самого дня. Но видит Бог – все сделаю, чтобы искупить. Прости ты меня, дурня окаянного.
Царь промолчал.
– Крест на том поцелую. Ибо верный твой слуга. – произнес Сильвестр после небольшой паузы.
Царь снова промолчал, ничего не говоря.
– Бес попутал. Клянусь. – вновь после небольшой паузы произнес патриарх и демонстративно поцеловал крест. – Верно, яки пес тебе служить стану. Живота за тебя не пожалею. За тебя и деток твоих. – быстро произнес он и вновь его поцеловал.
– Как проходит Собор? – немного смягчившись, спросил Иоанн Васильевич.
– Непросто. Просто взять и отнять у монастырей их обширные владения оказалось сложным делом. Монахов то много. Да и ремесла у них при монастырях с избытком. Сие можно махом порушить, но убытков понесем изрядно. И вместо добрых прибытков тебе одно разорение устроим.
– На попятную, стало быть пошли? – снова посуровел Царь.
– Упаси Боже! – истово перекрестился Сильвестр. – Придумаем, обязательно придумаем, как сложность сию разрешить. Над тем и думы думаем уже который день.
– А что с Андреем? Мне доносили, что ты на торговом ряду сам кричал, будто бы он чуть ли не святой. А ныне молчок.
– Государь, – замялся Сильвестр. – Мы просто не ведаем как сие объяснить. Грешен. Пока протопопом был – не ведал, как вельми трудно дела делать на московской кафедре.
– Так может быть тебе подыскать того, кто лучше справится? – выгнув бровь, поинтересовался Иоанн Васильевич. – Один раз ты меня уже разочаровал. Я верил тебе. Как отцу родному верил. А ты предал. Что каешься – молодец. Только веры тебе это не добавляет. Делами, а не словами сие надобно доказывать. И поверь – не стоит меня больше разочаровывать, не стоит…
– Не разочарую! – порывисто произнес Сильвестр, упав на колени.
– Ступай, – вяло махнул рукой Царь, но смотрел он на нового патриарха без злобы. Ему доносили, что тот токмо хорошее о нем болтает. И нигде, ни словом не обмолвился дурным. Долго ли это продлится? Бог весть. А может и правда, бес попутал? Иоанн Васильевич не знал, но пока давал ему шанс оправдаться…
Султан Сулейман медленно шел по тропинке пышного сада, организованного в дворце Топкапы. Тихо. Молча. Задумчиво. Он был погружен в собственные мысли, обдумывая новости о делах в Венгрии.
Уже три года шла война между османами и австрийцами, проходящая традиционно в землях Венгрии. В 1552 году османы сумели нанести имперцам серию болезненных поражений, заняв несколько крепостей. Позже же, будучи отвлечены на боевые действия с Персией[49]
, предпринимали лишь локальные операции и давили дипломатически, не гнушаясь угрозами и банальным шантажом. И вот – в апреле 1555 года, не выдержав, эрцгерцог Австрии отправил от своего имени дань за Трансильванию и письмо с предложением мира.Султан не спешил с ответом.
Он прощупывал почву в Венгрии и думал, как с этой войны получить наибольшую выгоду. И вот, только что поступили свежие известия из Венгрии, которые ему сообщил визирь[50]
. Сообщил и теперь шел молча за ним, стараясь не мешать все обдумать как следует. Воины же охраны так и вообще отстали шагов на тридцать. Все-таки это Топкапы, а не городская площадь.