Сотник

Все, кто понял, о чем они беседовали, смотрели на Андрея с нескрываемым уважением. Особенно французы. Как позже выяснилось – эти кадры были давно и хорошо знакомы. Двое из них могли, в случае чего, встать в круг для поединка. А то мало ли какая беда по пути приключиться? Остальные же были их друзьями. И все они без исключения являлись французскими дворянами с обостренным чувством личной чести. И поведение парня ими было воспринято крайне благоприятно. Они уже знали, что он тоже «шалит» поединками. Так что выходил своим, хоть и временно стоящим по другую сторону баррикад. Но в эпоху феодализма, которая никуда еще не делась, это обстоятельство могло в любой момент поменяться. Поэтому вести себя как откровенное дерьмо со своими врагами было чревато, хотя и случалось…

Те же, кто не понял слов беседы, напряглись.

Особенно Государь.

Однако выражать своего раздражения он не стал. Тем более, что эта победа открывала перед ним огромные политические возможности. И он был Андрею без всяких оговорок благодарен за такой подарок.

Иоанн Васильевич махнул рукой. И начали зачитывать грамоту с результатами судебного разбирательства.

Сначала довольно подробно озвучили ситуацию, что привела к конфликту. Дескать, Андрей, находясь в дозоре на южных границах державы, столкнулся с разбойниками, что угоняли подданных Иоанна Васильевича в рабство. И ведомый чувством долга перед своим Государем, предпринял попытку их отбить. Так как врагов было много – он атаковал их ночью, предварительно напугав криками. Боевой дух этих татей был слишком слаб. Посему они струхнули, ибо рядом находились древние могилы, а злодеи эти чувствовали вину свою и опасались гнева Всевышнего.

Когда же он узнал, что эти работорговцы захватили мальчиков для утех, то казнил их всех позорной смертью, посадив голышом на колья. Даже трупы. Ибо сие попирает законы не только земные, но и небесные. Ибо ни честный христианин, ни правоверный магометанин не посмеет заниматься такой мерзостью. А потому, он рассудил, что перед ним поганые язычники, что служат только лишь дьяволу и никому более. И обошелся с ними соответственно.

Крымский же хан, узнав о том, что дело сие гадкое вскрылось, попытался оправдаться перед своим господином. И прислал людишек, что враньем своим и лжесвидетельством оговорили честного воина и христианина. Заявив, будто бы Андрей поднял мертвецов из своих могил.

Судебный поединок перед ликом Всевышнего расставил все на свои места. И показал, что Крымский хан, дабы покрыть гнездо зла и разврата, что укоренилось под его рукой, ввел господина своего в заблуждение. И навлек тень сомнения в его мудрости перед христианами и магометанами всего мира.

Андрей, слушая этот приговор, не выдержал и начал сдержанно улыбаться. Решение оказалось вполне в духе Иоанна Васильевича. Мудрое и в тоже время в какой-то мере лукавое. Ставящее Сулеймана в неловкое положение. Конечно, он мог бы его проигнорировать. Но ведь болтать станут. Особенно в свете того, что султан в 1553 году казнил своего старшего сына по подозрению в измене. Безумно популярного в народе сына, которого все жаждали увидеть наследником, что вызвало определенные брожения и беспорядки. И игнорировать такой исход дела теперь Сулейман бы не решился.

Совокупно с той «уткой», которую Андрей забросил у Любовшани, и удивительно позорного поражения, это сулило крымскому хану массу неприятностей. Возможно даже фатальных. Во всяком случае, в ближайшие годы Крыму будет уж точно не до Москвы, наверное.

Когда решение зачитали, Царь обратился к главе «османской» делегации:

– Есть ли у тебя возражения?

– Нет. Я благодарен Вам Государь за столь мудрое решение. – ответил тот, поклонившись.

Его тоже устраивало, что итогом разбирательство стало признание виновником не султана, а крымского хана. То есть, пусть не полно и косвенно, но он выполнил заказанное ему поручение. Да, не так, как ему говорили. Но и что с того? Судебный поединок – дело полное случайностей. Особенно в ситуации, когда один бретер дерется с другим. А для себя он уже оценил Андрея именно так. Это было самым удобным объяснением провала поединка. Причем посчитал за бретера, который сумел создать свой собственный фехтовальный стиль на сабле. Школа в Андрее чувствовалась. Тут и стойка, и передвижение, и интересные, непривычные движения, и натренированность на их использование. Любой, кто хоть немного разбирался в европейском фехтовании тех лет это определил бы безошибочно.

– За сим объявляю сотника полностью оправданным, – резюмировал Царь.

– Ваше Величество, вы позволите мне сказать несколько слов? – неожиданно подал голос глава посольства Священной Римской Империи барон Сигизмунд фон Герберштейн. Он в третий раз приехал на Русь, выбранный на эту роль как ее большой знаток.

Иоанн Васильевич кивнул, благодушно улыбнувшись. Однако Андрей заметил, как он напрягся. Видимо Царь ожидал какой-то подлянки.