Соцгород – 2 против секты

– О, не злите меня! – Воскликнул Убиваюкогохочу.

– А у вас закусить не чем? После ваших слов есть хочется! – Признался Ядовитов.

– Вот орут: литературу испортили, испоганили…– Снова начала Мухоморова. – А литература она не пища! Её же не на хлеб намазывать!

– Но от неё можно питаться! И довольно сытно! – выкрикнул Ядовитов.

– Но как, но как, но как? – Спросила молодая поросль.

В это время ворвались в комнату астроиды. Дискуссия прекратилась, все пошли на банкет. Первый плюхнулся возле стола Ядовитов. Убиваюкогохочу был со своим вином. Он его выпил один и ушёл на следующую встречу с марсианами. Мухоморова долго давала автографы. Она закончила, когда всё уже съели, кроме мухоморов. Наш решил познакомиться с ней поближе. Начал с танца. Мухоморова не препятствовала, она благоволила ко всему новому.

– Вы слышите музыку? – спросил Наш.

– Нет… – призналась Муховорова.

– Прижмите ухо к моей груди.

Мухоморова повиновалась. Сердце у неё ёкнуло, когда в его ровное жёлтенькое ушко полилась чистая берёзовая мелодия. Она обняла Нашего, заплакала. Так тихонько, чтобы глазки не покраснели. Но они покраснели всё равно, потому что на Марсе у всех глаза красные. Хотя Мухоморова ходила к косметологу, убирающему красноту. Но косметолог оказался обыкновенным обманщиком. Шарлатаном! Наш увидел, что Мухоморова прячет глаза. И потрогал её за ухо. Оно было тоже жёлтым и тянулось в руках, как резина. Руку Мухоморовой тоже можно было вытянуть до нужного размера. Наш понял, что влюбился. Мухоморова не отвергла его. Зачем?

Об эту пору в Усть-Птичевске вспомнили о деревне. Посчитали урожай и не досчитались многого. Послали гонца. Сурового.

Варвара всполошилась первой, когда увидела гонца на пыльной дороге. Он буквально летел на своём автомобиле, фырча мотором, словно змий. Его колёса разрывали бедную плакучую землю. Но гонец был таким важным, таким занятым человеком, что впопыхах не заметил бедную деревню, нависшую над оврагом. Гонец пролетел мимо, рапортуя начальству о своих подвигах. Начальство поверило. Или сделала вид, что осознало. Оттого что ждало подношения. Квашеной капусты, замоченной в рассоле, маринадом политой, свёкольным настоем снабжённой. Диво! Детская, льняная, тишайшая сказка! Любовь туманная, сладостная, пружинная, наволочная, укропная! Капля тучная! Нега спелая, как кочан полевой, розовой, закатной капусточки!

Нет ничего в этом мире иного, чем этот яблочный, старый твой сад!

Всё здесь восторгало Нашего. Радовало до икоты. Этак, бывало, с утра раннего возрадуешься и икаешь до вечера, чтоб тебе пусто было! А закаты на Марсе синие, как лист брусники в Усть-Птичевске. И деньги туту, как листья капусты – зелёные скользкие, того и гляди, исчезнут, сквозь пальцы канут. И никто их не спасёт, увидев, схруснет и в щи располосатит. Поэтому Наш к деньгам не касается. И зачем ему, юродивому, нездешнему, пучеглазому соблазны? Не хочет Наш поганить душу свою православную. А начинается всё с малого – с лести-патоки, обмана-воровства, грубости-пакости, а заканчивается погибелью. Бывает. Что никто о твоём поступке не узнает, не смекнёт, но всё равно погано! А Наш жить хотел. Мухоморова это расчуяла. От Нашего так и веяло желанием, словно сквозняк какой-то него исходил при безветренной марсианской тихой близости. Сперва зачихала Мухоморова до колик в горле. Затем до чиха в носу, до тика глаз. И задумала Муховорова гнать Нашего в три шеи. Хотя у того одна всего была – тоненькая, хилая, малюсенькая шея, что хвостик у бычка, смычок у скрипки. От переживаний от Нашего засквозило ещё больше, прямо запорошило, и начало Мухоморову по ветру, аки листок кленовый, что цепляется за ветку сиротливо в бессилии, носить. На помощь пришёл Убиваюкого хочу. Он обмотал Мухоморову вокруг шеи, обвязался её ушами, только глаза оставил навыкате –пусть пучатся.

– Ты чего? – спросил Убиваюкого хочу. У Нашего. – Сбрендил?

– Нет. – Ответил честно Наш, как ни в чём не бывало. – Мухоморова сама полетела. Невесомость потеряла. Может, от любви?

– А… – понимающе кивнул Убиваюкогохочу. – Любовь гибельная штука. От неё стреляются, вешаются, с ум ума сходят, из окон бросаются, в омут кидаются.

– Неправда! – взвизгнула Мухоморова, выглядывая из-под ушей. – Любовь окрыляет.

– Оно и видно, ты чуть не улетела со своей орбиты! – Проворчал Убиваюкогохочу. – Окрылатилась. Лебедем полетела…

– А хоть бы и так! – спохватился Наш, защищая Мухоморову.

Но тут вдруг из его души такой ураган закрутился, что снёс он начисто марсиан с планеты.

– Прощай, Любимый, – успела выкрикнуть Мухоморова, держась за Убиваюкогохочу.

Вихрь был такой, что Наш тоже устоять не смог, хотя берёг себя от соблазнов. Да, видно, не получилось, подхватило Нашего подмышки, завертело, закрутило да и унесло на родину. На нашу жгучую землю, в Усть-Птичевск, столицу нашей родины, которая неожиданно стала центром Америки.