Социализм. История благих намерений

Для Ленина непораженчество есть фактически социал-шовинизм: «Теоретически, это – полное неумение отделиться от социал-шовинистов и полная путаница в вопросе о защите отечества. Политически, это – подмена интернационализма мещанским национализмом и переход на сторону реформизма, отречение от революции. Признание “защиты отечества” есть оправдание, с точки зрения пролетариата, данной войны, признание ее законности. А так как война остается империалистской (и при монархии и при республике) – независимо от того, где стоят неприятельские войска в данный момент, в моей или чужой стране, – то признание защиты отечества есть на деле поддержка империалистской, грабительской буржуазии, полная измена социализму. В России и при Керенском, в буржуазно-демократической республике, война продолжала оставаться империалистской, ибо ее вела буржуазия, как господствующий класс (а война есть “продолжение политики”); и особенно наглядным выражением империалистского характера войны были тайные договоры о дележе мира и грабеже чужих стран, заключенные бывшим царем с капиталистами Англии и Франции. Меньшевиков хвалит Каутский за то, что они настаивали на сохранении боевой готовности армии. Большевиков он порицает за то, что они усиливали и без того уже большую “дезорганизацию армии”. Это значит хвалить реформизм и подчинение империалистской буржуазии, порицать революцию, отрекаться от нее» [180, с. 292–294]. Иными словами, реформизм как способ сохранения национального единства в условиях разнообразия политических сил Лениным осуждается. Большая часть политических сил на тот момент, даже левых, не желала заканчивать войну таким позорным образом, да и не верила в возможность этого. Для Ленина же, чуждого патриотизма и национальной солидарности, задача стояла противоположная – скорейшим образом развалить Россию и заменить ее новой, социалистической, государственностью, пусть для этого и придется пойти на унизительные и невыгодные соглашения с врагами. Для него саботаж собственного отечества во время тяжелейшей войны есть революционная доблесть, необходимость, индикатор социалистической искренности. «Без “дезорганизации” армии ни одна великая революция не обходилась и обойтись не может. Ибо армия есть самый закостенелый инструмент поддержки старого строя, наиболее отвердевший оплот буржуазной дисциплины, поддержки господства капитала, сохранения и воспитания рабской покорности и подчинения ему трудящихся» [180, с. 295]. Но какого строя? Эти строки взяты из книги Ленина «Пролетарская диктатура и ренегат Каутский». Она была опубликована в конце 1918 г., а события, которые затронуты в цитатах, происходили в 1917 – начале 1918 г. Какой же строй был в короткий промежуток между февралем 1917 г. и январем 1918 г., когда большевики узурпировали власть? Царь к тому времени уже был свергнут, основные политические силы были левыми. Да, они были «эволюционистами», готовыми строить социализм в рамках буржуазной многопартийной демократии – но стоит ли говорить, что речь не идет о «феодальной» царской империи, как некоторые могли бы подумать?