Социализм. Некоторые вопросы теории

Но об это скажем ниже, а сейчас вернемся к классикам марксизма и их представле­ниям о различии между гипотезой и теорией. Энгельс в “Антидюринге” пишет, что “и Коперникова система мира также остается доныне не более, чем гипотезой”.16 Чего же не хватало этой гипотезе, чтобы стать полноправной научной теорией? Энгельс отвечает на этот вопрос совершенно определенно: опытной проверки. “Солнечная система Коперника в течение трехсот лет оставалась гипотезой, в высшей степени вероятной, но все-таки гипотезой. Когда же Леверье на основании данных этой системы не только доказал, что должна существовать еще одна, неизвестная до сих пор, планета, но и определил посредством вычисления место, занимаемое ею в небесном пространстве, и когда после этого Галле действительно нашел эту планету, система Коперника была доказана”.17 Правота Коперника была доказана, но значит ли это, что его гипотеза стала теорией в том виде, в котором она была им сформулирована? Нет, конечно. Она подтвердилась в принципе, но отнюдь не в деталях. Оказалось, что планеты движутся вовсе не по таким орбитам, какие, вслед за Птоломеем, предполагал для них Коперник (эпициклы и деференты). Другими учеными были определены законы взаимосвязи небесных тел, формы орбит, их расположение, скорости движения и т.п., о чем Коперник не имел (и не мог иметь) ни малейшего представления. Для этого понадобились работы Ньютона, Декарта, Кеплера, ряда других ученых, благодаря которым данная система действительно отразила реальное положение и из гипотезы превратилась в теорию. Но, главное, она оказалась отнюдь не “системой мира”, а всего лишь его небольшой составной части – планетарной системы. Итак, система Коперника в момент своего создания была всего лишь гипотезой, а не научной теорией строения Вселенной. Но разве же это хотя бы в малейшей степени снижает значение научного подвига Коперника?

Относясь к тому, что говорили классики марксизма о будущем обществе, как к научной гипотезе, мы не только вправе, но и обязаны поставить вопрос: подтвердила ли общественная практика, которая, как известно, и является критерием истины, – тогда, когда объект, к которому она относится, обретает реальное бытие, – их предположения, и если подтвердила, то в какой мере? И мы с полной уверенностью можем ответить: общий вывод, что развитие общества неизбежно приводит к новому строю, реализующему то, что классики считали основой программы коммунистов – “отрицание частной собственности” – подтвердился блестяще. Этот вывод твердо следует из несомненных исторических фактов, и опровергнуть его не может даже нынешний кризис социализма. Но столь же четко мы должны сказать, что в том, что касается конкретного характера этого перехода, как и характеристик данного нового общества, то они самым существенным образом отличаются от имевшихся представлений о социализме как первой фазе будущего коммунистического общества, содержащихся в рассматриваемой гипотезе. Это вполне естественно ставит вопрос о создании теории социализма, адекватной его реальному бытию. Но вместо того, чтобы эту теорию создавать, “философы-марксисты” продолжают твердить о ее наличии в трудах классиков марксизма. Почему?

Оставив пока в стороне вообще-то чрезвычайно важные моменты, связанные с тем, интересы каких социальных групп защищают те или иные течения в среде сторонников социализма (что, понятно, весьма существенно сказывается на их представлениях о данном общественном строе), рассмотрим психологические и гносеологические причины удивительной зашоренности, препятствующей созданию научной теории социализма. Главным препятствием в этом отношении является ряд догматизированных положений, основное из которых – представление о социализме как первой фазе коммунизма, коммунизма еще незрелого, не успевшего, еще только выйдя из классового общества, в достаточной мере развить свои основные характерные признаки, но уже их имеющего, т.е. уже относящегося к той же формации.

Указанная гипотеза возникла на фундаменте марксистской теории, которая в каче­стве методологической базы имеет диалектический материализм. В основе же последнего, кроме марксова материалистического понимания истории, лежит диалектика, основы которой заложены Гегелем. Маркс считал Гегеля своим учителем, что не мешало ему критически отнестись к тому, что тот процесс мышления, свою “абсолютную идею” превращает даже в “самостоятельный субъект”. Но, по мнению Маркса, “мистификация диалектики” у Гегеля не меняет того, что он дал “всеобъемлющее изображение всеобщих форм движения”.18 Дело стало, следовательно, только за тем, чтобы “поставить на ноги”, сделать материалистической стоящую у Гегеля “на голове” диалектику, что и было выполнено Марксом.