Социум

Максим подумал. Еще полгода назад он планировал приударить за Наташей — она была дружелюбной, общительной и очень симпатичной. Сейчас он внутренне содрогался, примеряя на себя ощущения — он мог бы целоваться с ней, ласкать ее, снимать с нее деликатные предметы туалета, заниматься с ней любовью…

Нет, не то! Думать надо о другом. Она почему-то считает, что он не должен сообщать о ней главреду. Считает, что ему это невыгодно. Почему?

— Почему?

— Ну, смотри: издательству все равно крышка. Даже несмотря на такую роскошную агиткампанию и отчаянную пресс-конференцию на грани фола.

— Постой-ка! Ты же сама предложила этот лозунг — «Людьми для людей»!

— Верно! И всячески подсказывала вам, направляла в верное русло.

Максим вновь задумался. На каком же этапе подстава? Он перебирал все те фразы, что вносил сегодня днем в титры. Наконец понял.

— Завтра ты на пресс-конференции, после того, как для журналистов прокрутят ролик, заявишь, что ты биот. Верно?

— Ты догадлив, — подарила она ему еще одну улыбку — в качестве поощрения за сообразительность. — И тогда грош цена будет всем этим лозунгам. В издательстве, которое кичится человеческим отношением к книгам каждого своего сотрудника, обнаруживается биот. Здорово, правда? И кто же поверит остальным вашим заявлениям?

Максим дернулся в сторону выхода, но она придержала его за взметнувшуюся фалду.

— Куда ты, родной? Мечтаешь, чтобы меня поскорее уволили? Ну, так я найду способ рассказать общественности, как и при каких обстоятельствах состоялось это лицемерное увольнение: целый год я считалась отличным сотрудником, пока вдруг не выяснилось… Какая дискриминация, а? Ну просто образчик лицемерия!

Максим выдернул фалду из ее кулачка, но она продолжала говорить:

— Если тебе недостаточно такого аргумента — послушай другой. Вернее, я молча его проиллюстрирую. — И она ткнула большим пальцем себе за спину, на монитор с целой россыпью фотографий. — Как там в Мексике этот праздник называется, про который у тебя целый фильм? Инфьората? Нет, это что-то итальянское… Ну, и неважно вообще-то. Так сколько лет девочкам, собирающимся на этот праздник?

Максим похолодел. Извращение извращению рознь. Фетишизм — это одно, а детская порнография — совсем другое. Обыватель не поймет разницы между любованием полуодетым подростком и склонностью к педофилии. Один сотрудник издательства — биот, другой — педофил. Круто, да? Вполне достаточные основания, чтобы навсегда отказаться от покупки согретых теплом людских сердец книг…

Это был такой удар, что Максима ощутимо качнуло. Он все же нашел в себе силы развернуться и на деревянных ногах выйти из собственного кабинета.

— До завтра, родной! — донеслось ему вслед игривое и многообещающее.

Это был самый длинный из всех виденных Максимом подиумов. За столом, уставленным кучей разнокалиберных микрофонов, уместилась добрая половина издательства «Обстоятельства слов». Максим, хоть и был простым верстальщиком, сидел близко к середине стола, неподалеку от руководства — так посадили.

Зал напоминал растревоженный улей. Пресс-конференция еще не началась, но журналисты уже вовсю надиктовывали голосовые сообщения на свои смартфоны, фотографы вовсю щелкали аппаратами, наобум ловя интересные кадры.

Наконец Петр Саныч постучал карандашом по микрофонной стойке.

— Здравствуйте, уважаемые гости! Я начну без долгих вступлений. Меня вы все наверняка знаете — я главный редактор этого издательства. Руковожу, так сказать, процессом. А еще я не всегда умею рассчитать собственные силы в борьбе с алкоголем. На прошлый Новый год перебрал и уснул за столом на глазах у своих сотрудников. Мне было стыдно, ужасно стыдно, поэтому я пообещал им, а теперь обещаю и вам, что впредь постараюсь быть аккуратнее с выпивкой…

— Меня зовут Ольга Васильевна, я заместитель главного редактора и в нашем коллективе считаюсь крайне строгой дамой. Дома же мои дети вьют из меня веревки. Я их совершенно бессовестно балую, потому что пытаюсь хоть так компенсировать то время, что провожу вне семьи. Всякий раз обещаю себе, что рано или поздно по-настоящему займусь их воспитанием… Теперь вот обещаю это прилюдно.

— Добрый день! Меня зовут Максимом, и я — фетишист…

— Я — Лида, и я до сих пор сплю при включенном свете…

— Я — Миша, я ужасно боюсь тараканов…

— Я Виктор Палыч…

— Я Марина…

А потом на зал обрушилась тишина. Репортеры всех мастей затаили дыхание, не веря своему счастью, — столько пикантных подробностей за один раз! Сенсация! Бомба!

— А вы знаете, почему она молчит? — вдруг подал голос Петр Саныч, и взоры всех присутствующих обратились к сидящей с краю Наташе.

Она была спокойна, она искренне не понимала, чего от нее ждут.