Социум

— …Ты не понимаешь… Тихо-тихо, — это мама. Всегда и всех пытается успокоить. Держит меня за руку, когда мы ходим к врачу. Чтобы я не боялась уколов толстой иглой. Заботится обо мне, как в детстве. Должно быть, как в детстве. Точно я не помню. Но, по крайней мере, я знаю, что у меня тогда были хвостики. И два бантика.

К врачу мы ходим почти каждую неделю. Он задает мне одни и те же вопросы. Ты хорошо спишь? Ничего не боишься? Ты чувствуешь, как частит сердце или бьется слишком сильно? Что тебя тревожит? Я почти никогда не отвечаю. Молча смотрю в окно. Интересно, доктор выучил вопросы наизусть или каждый раз зачитывает их из компьютера?

Мама говорит за меня. Рассказывает, как я спала, что ела, сколько гуляла. Она юлит перед врачом, подобострастно заглядывает ему в глаза, поддакивает, кивает. На самом деле она боится, что страховая откажется платить за уколы. Мол, инъекции с витаминами и симуляторами — не обязательная часть терапии. Мол, краткосрочная память сохранилась — и ладно. А детские воспоминания — это роскошь. У меня частичная амнезия… была раньше. Теперь я почти все помню. Благодаря маме и врачу, которого она уговорила не прекращать лечение.

«Топ-топ-топ! По тротуару бежит щенок таксы. Уши развеваются на ветру, как два озорных флага. Блестящая гладкая шерсть переливается на солнце. Рядом с ним на велосипеде катится девочка. Подвернутые рукава рубашки, нос в веснушках, лакированные красные сандалии. Когда переднее колесо попадает в лужу, оставшуюся после вчерашнего дождя, поверхность воды разбивается на тысячу прозрачных осколков.

Черный мокрый нос несется сквозь волну брызг, как нос веселого маленького ледокола — через ледяные торосы и северное сияние.

Девочка смеется…»

— Нет-нет, — качает головой женщина. — Это совсем не то. У вас есть что-нибудь про кота?

— Кота? — вежливо улыбается продавщица, садится на корточки и роется в нижнем ящике под прилавком. — Да, есть. Черная кошка на подоконнике в полнолуние, ведьмин кот в пентаграмме…

— Нет. Что-нибудь радостное. И… кот должен быть рыжим.

— К сожалению, нет, — разводит руками девушка. — Чтобы сразу и девочка, и рыжий кот, и радость — такого не осталось. На прошлой неделе вы забрали последнее.

— Скоро новый завоз? — Женщина теребит ремешок сумки. Заправляет прядь волос за ухо. Прикусывает нижнюю губу.

— Зайдите дней через десять.

Женщина рассеянно кивает и выходит из магазина. Делает несколько шагов по тротуару, потом будто спохватывается и быстро оглядывается по сторонам. Никто из знакомых не должен ее здесь видеть. Иначе… Она мотает головой, будто вытряхивая дурные мысли, и быстро идет прочь.

«Топ-топ-топ! По широкой лестнице бежит карапуз лет пяти. Внизу его ждет мама, раскинув руки. Внизу ждут море и сладкая вата! Ступеньки низкие, но их много, поэтому во рту уже поселилась запыхалка, и щеки горят, но Вадик смеется и продолжает бежать…»

— Видели? Видели, да? — Отец поворачивается к нам с мамой и тычет в телевизор. — Совсем охренели!

На экране появляется молоденькая журналистка — почему-то они все такие в криминальных новостях, для контраста, не иначе — и рассказывает о том, как в руках полиции оказалось несколько записей детских воспоминаний. Даже меня передергивает, несмотря на имидж краба-пофигиста.

— …Судя по количеству найденных записей, было убито более десяти детей. Все в возрасте от четырех до семи лет.

— Это логично, — перехватывает нить разговора следователь. — Самые яркие детские впечатления формируются именно в этом возрасте.

— Живодеры, с-с-суки, — шипит отец. С работы он пришел уже навеселе, но успел еще добавить перед ужином. Так что теперь готов уличать весь мир в страшных злодеяниях. Не только меня. — А я ведь говорил… Говорил, что сначала лицензию на убийство животных одобрят, а там и до людей недалеко.

— Уймись, — привычно бормочет мама. — Никто не собирается трогать людей. Видишь — преступников поймали и судят. Сам слышал, что они работали на черном рынке. Кто из нормальных людей будет покупать там записи?

— Кто из нормальных людей вообще покупает эти записи?! А главное — кто запихивает их себе в голову? — Папу сегодня не унять, да. Предвкушаю теплый вечер с взаимными оскорблениями, битой посудой и хлопнувшими дверями. Морально готовлюсь, так сказать. — Эмоции мертвых животных, чтоб…

Пока отец подбирает ругательство из своего богатого арсенала, я пытаюсь убраться в комнату. Бочком-бочком. Будто краб. Меня здесь нет. Разбирайтесь сами, а я в домике. Интересно, у крабов есть домики?

Потом я сижу с планшетом, забившись в нишу между диваном и шкафом, и читаю описания воспоминаний. В Сети десятки сайтов, которые ими торгуют, но здесь самые классные тексты. «Как здорово бежать по зеленому лугу…», «Хочешь поиграть с солнечным зайчиком?», «Самая вкусная колбаса в мире после головокружительного прыжка за ней!». Тут я смеюсь.