Соцветие Лилии (СИ)

Это была комната, пронизанная светом и теплом. Небольшие частицы пыли и какого-то сора тонули в золотистых снопах солнечных лучей, балансируя на них, словно снежинки в безветренный день, опускаясь величественно и даже как-то завораживающе. Узкий рабочий стол у окна, занавешенного зелёными шторами тёплого и очень приятного оттенка, два кресла и столик с уже разложенной шахматной партией, которые примостились в уголке, диванчик со стёганным пледом прямо под маленькими портретами и пейзажами, написанными одной и той же уверенной рукой. Кровать, большая, с кованной спинкой, белым постельным бельём, даже на вид безупречно чистым, если не считать пыли на покрывале, примостилась в другом углу комнаты, а прямо напротив неё нашёл своё место камин, на узкой полке которого расположилась стеклянная мутная тара с лепестками засохших пионов.

Почему-то вмиг стало как-то очень тепло, словно я вернулась к себе домой. Оглядываясь и чуть дыша, я на цыпочках прошла через всю комнату и распахнула окно, чувствуя на своём лице дуновение ветра.

— Хорошую комнату выбрала барышня, — голос, раздавшийся где-то сзади, уже даже не напугал. — Надежда тут раньше жила, последняя, кто несла в себе хоть что-то от Аглаи.

Мефодий неодобрительно покачал головой и сгрузил мой чемодан прямо на пол, устланный тёмно-зелёным пушистым ковром, в центре которого были всё те же пионы.

— А до этого кто жил? — поинтересовалась я, осторожно проводя рукой по столу; что-то мне подсказывало, что магией здесь лучше не убираться.

— Бабка её, Светлана, — охотно отозвался Мефодий, раскачиваясь на пятках и поглядывая на меня исподлобья. — А теперь вот ты приехала. Не останешься поди?

— Не останусь, — ответила я, осматриваясь. — Но вернусь, обязательно вернусь.

Домовой прожигал меня ещё несколько секунд взглядом, после чего усмехнулся в бороду и довольно кивнул.

— Оно и правильно. Учиться надо, путешествовать надо… замуж выйти тоже можно, — хитро заключил он и качнул головой. — А комната теперь твоя значит.

Оставалось только улыбнуться.

— А что теперь ещё в этом крыле есть? — поинтересовалась я, поднимая со стопки, возвышающейся от пола до середины стола, одну из книг.

— Раньше весь дом помещался, вестимо, — охотно откликнулся домовой, совершая неведомые мне пасы руками. — Теперь вот, лет сто-сто пятьдесят так назад переделала одна из хозяек как под гостевую пристройку. Только вот гостям тут туго приходится, источник прямо под мастерской…

— Мастерской? — загорелась я.

Мефодий сверкнул глазами и лишь дёрнул плечом, мол погоди, и до этого дойдём.

— Теперь тут только библиотека прошлых хозяек, гостиная, где они обычно сидели вечерами и рукодельничали, да мастерская внизу. Огромная такая, с большими окнами от потолка до пола почти, да с витражами ещё…

— А что за мастерская-то?

— Всякая, — обтекаемо ответил Мефодий. — Светлана, к примеру, чароплётом была, так там всё для того и есть. Надежда же в артефакторике славилась, там и материалы кое-какие сохранились. И мольберты есть, и пяльца, и даже ткацкий станок, от самой Аглаи остался… глянешь потом, успеется. Вещички пока разбери, я тут уже закончил, барышня.

Оставалось только согласиться, не забыв при этом поблагодарить. Довольный Мефодий лишь отшутился и тут же пропал, буквально растворившись в воздухе, без всяких там щелчков и туманов. Вот был, а вот его уже и нет.

Время близилось к ужину, так что, оставшись одной, я решила покончить с вещами как можно быстрее. К тому же, что-то мне подсказывало, что после этого самого ужина у меня не будет ни сил, ни времени. Да и уверенность в том, что Нана будет не слишком уж и рада моему месту обитания, почему-то не покидала.

Вещи разбирались быстро, а вот мысли путались и всё никак не кончались, отчего пальцы, в которых я сжимала то фатин, то тончайшее кружево ручной работы каких-то французских мастериц, немного дрожали. Поймав свой взгляд в отражении чистого, словно отполированного зеркала, я вздрогнула.

На меня смотрел ребёнок. Запуганный и нервный ребёнок.

Ну вот и что это такое? Можно подумать, я никогда не спорила с моими «родителями». Можно подумать, они мне что-то сделают. Максимум, что меня ожидает — неодобрительное покачивание головой и напоминание о том, что в этом мире не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Впрочем, сейчас я могла хотя бы надеяться на то, что опека, которую они так яро прилагали ко мне, несколько ослабнет с появлением детей. А надежда, как говорится, умирает последней.

Тяжело вздохнув, я быстро переоделась к ужину, сменив дорожное платье на более-менее домашнее, сшитое из тёмно-синего поплина. Оно было очень мягким, приятным на ощупь, а кружевной белый воротничок делал его каким-то более строгим, но в то же время приятным глазу.