Соцветие поэтов

Нынешнее рубежное и смертельное время, увы, ни с чем не сравнимо: ни с меланхолическими семидесятыми, ни с танцующими и безрассудно-расточительными восьмидесятыми... Нечто жуткое, злобное, с грохотом взрывов и молчанием ягнят вошло в закатные часы северной «странной страны»: «Необычная эпоха, / Несуразные года!»

У монахов есть молитвенный подвиг общения с Богом. У поэтов свой подвиг самоотречения. Поговорив с небом в согласной тишине, они выходят с жертвенной и пламенной проповедью к людям. Николай Зиновьев проникает своими стихами в самую душу русского человека — страдающего, растерянного, упавшего нежданно-негаданно в самый разлом времён.

Простой человек не безгласен (об этом, например, свидетельствуют кричащие «Русские письма» в книге Олега Павлова), но поэт, в отличие от него, наделён особым даром слова. И кому, как не ему, заповедано быть эхом народным?..

Память для поэта — едва ли не последняя отрада; он помнит спокойное дыхание могучей Родины, слышит прозрачную мелодию детства, но и её заглушает пронзительно щемящая нота:

Мы спали на русской печи,
Счастливые русские дети.
В печи мать пекла калачи,
Вкусней не встречал я на свете.

Ты, память, давай, не молчи!

Как вены, вскрывай свои дали
Про то, как на этой печи
Мы русские сказки читали.

Где нынче та русская печь?..

А там, где и русская речь.

Разговор вроде бы не нов: о матери, о России, которая «всех любит без разбора», о русском человеке:

Он в пороках неуёмен,
Невоздержан на слова,
Но душой ещё не тёмен,
Потому что мать жива.

Есть ещё кому молиться

За него сквозь дымку слёз.
Долго ль это будет длиться? —
То уже другой вопрос.

Причина такого состояния — не пресловутая «вековая усталость», а давным-давно известные ловушки от лукавого:

Что теперь искать причины?
Что искать следы беды?
Мало что ли чертовщины:
Водка, глупость, лень, жиды.

Последние, кстати, в стихотворениях Зиновьева говорят «знаковыми» фразами «околовсяческих» терцев и познеров:

Хотя и в дурдоме «неплохо»:
Там кашу дают из пшена…
Такая вот сука-эпоха!
Такие вот, б…, времена!

Противостояние неизбежно, потому что они отличаются от нас, потому что они — иные:

Иным и солнце всходит с Запада,
Иные — с низкою душой,
Иным легко и локоть цапать-то
Зубами — локоть-то чужой.

Иным совсем не надо веры,

У них и совести-то нет,
Им подавай всего без меры,
Им, как кротам, не нужен свет.

Они зовут себя «элита»,

У них везде не брат, а блат,
Для них любая дверь открыта,
Но шире всех — ворота в ад.

«— Судя по твоим стихам, ты не интернационалист. — Ни в коем случае. Хватит с нас интернационализма, дети по-русски разучились говорить. Образование... Недавно статью читал: до революции Россия была безграмотна, но она была образована. То есть каждый человек, вплоть до безграмотного крестьянина, имел образ. — Образ Божий? То есть образование — это не сумма знаний. — Это стержень. А мы все со средним и высшим образованием, очень грамотны, информации много знаем, а ОБРАЗА не имеем». Из беседы с журналисткой Ниной Роженко. — «Кореновские вести» от 17 мая 2010).

Приметы и причины национальной трагедии на самом деле ещё более глубоки и зловещи. О них Зиновьев рассуждает в одном из своих лучших стихотворений:

Который год над нашим краем
Не пролетают журавли,
А мы живём и умираем
В заботах мелочных, в пыли.

В сердцах своих не носим света,

Живём бездумнее травы.
Я сам приветствую соседа
Кивком небрежным головы.

Не подаём убогим хлеба,

А с раздраженьем гоним прочь.
Христу, всё видящему с неба,
Как от тоски не изнемочь?

В молитве рук не простираем

При виде утренней зари,
И потому над нашим краем
Не пролетают журавли…