Соцветие поэтов

«Кто мало видел, много плачет», — эта строка из «Собаки на сене» в переводе Михаила Лозинского, конечно, к самому драматургу не относилась. Видел он, очевидно, очень многое, но умел на время закрыть в сознании «дверку» в Дантов ад и гулять по солнечному райскому саду.

Да и может ли драматург существовать лишь в одном мире – только светлом или только тёмном? Талантливый драматург – явно нет. Мир – это свет и тени, разные стороны бытия. А Лопе де Вега был не просто талантлив. Можно говорить о его гениальности. В нём с детства обнаружился почти моцартовский по размаху талант – он в 10 лет делал сложные переводы в стихах. А уж «Собака на сене» — это наиполнейшая энциклопедия человеческих характеров, и её одной достаточно для того, чтобы считать Лопе де Вега великим драматургом.

Можно представить себе его дни и вечера в зрелые годы. Весь день –государственные труды и заботы, немного подобострастия, много ума и наблюдений за вельможами, настороженность, умение ходить на мягких кошачьих лапах. А вечером и ночью можно принимать гостей своего воображения – являются литературные фантомы, литературные эмбрионы – будущие герои. И вот это уже настоящий бал у сатаны. Или же лёгкая гедонистическая прогулка по раю. Как кому понравится.

Собаки и сено

Дом Дианы де Бельфлор – конечно же, райский сад. Адских балов в пьесе «Собака на сене» нет. Эти мистерии чаще происходили в сознании драматурга (инквизиторские дела наверняка не проходили даром для совести). А людям блистательный испанец чаще нёс праздник, карнавал, пир духа, цветы и фрукты.

В наше время Лопе де Вега был бы, наверное, медийной персоной, его приглашали бы славить политиков и достижения экономики. Он умел «санировать» умонастроения и облагораживать чужой дух. А главное – в пьесах осуществлял человеческие мечты, давал примеры социального лифта: Теодоро неожиданно подрастает в статусе, да так удачно, что мезальянс Дианы с ним – уже будто бы и не мезальянс. Ведь в глазах общественности Теодоро вдруг оказывается равным Диане. «Нормальный статусный брак», — скажут в наше время.

«Мой деспот – родовая кровь», — говорит героиня. Но в итоге оказывается, что этот рок вполне преодолим, сено – вовсе и не сено, а райские цветы, а собака неожиданно проявляет травоядность и охотно «питается» ими. Ведь, в конце концов, «любовью оскорбить нельзя», что зазорного в любви к госпоже?

Лопе де Вега, конечно же, был гуманистом в духе времени. Показывал условность социальных границ и искал таланты в народе. Такой бы очень пригодился советской литературе. Тем более что и происхождения он был правильного – сын ремесленника-золотошвея.

Если бы опоить советскую литературу испанским вином, прибавить немного песен и танцев (сегидилья, сарсуэла, фламенко – пусть они и из разных времён), соцреализм стал бы зажигательнее. Эта тоска по феерии эмоций и красок проявилась у переводчика «Собаки на сене» — поэта Михаила Лозинского, одного из лучших интерпретаторов Шекспира. Русский текст пьесы Лопе де Вега вполне передаёт «испанскую грусть», радость, шутки, вулканические – почти шекспировские – страсти.

Кстати, эта пьеса драматурга – как произведение золотошвея. Она роскошна, празднична, изысканна. А таких по определению не может быть много. Разве что у Шекспира, который моложе испанского гения меньше чем на два года.

Театр Лопе де Вега и Яна Фрида

Каков хэппи-энд – д’Артаньян вдруг женится на Миледи! Так стали воспринимать фильм «Собака на сене» советские школьники после выхода на экраны фильма «Д’Артаньян и три мушкетёра» Георгия Юнгвальда-Хилькевича в 1979 году. Там герои Боярского и Тереховой были врагами, однако проскакивала между ними и искорка притяжения.

И в «Собаке на сене», по сути, противостояли аналогичные характеры. Простота боролась с изощрённостью, чистосердечие – с лицемерием. Д’Артаньян – явно французский брат Теодоро, а Миледи – злая сестра Дианы. И актёрские типажи подошли идеально.

Впрочем, бенефис был не только у пары Боярский – Терехова, но и у всех тех, кто играл второстепенных персонажей – и сметливых людей из народа, и комических аристократов.

Карнавал сюжетов

Как многие драматурги своего времени, Лопе де Вега любил заигрывать с экзотикой. И история, и псевдоэтнография появились в его пьесе «Великий герцог Московский» о Лжедмитрии. Это вам не любовная история в стиле «Собаки на сене» или «Учителя танцев», это драма, серьёзное искусство. Хотя, конечно, не такое возвышенно-серьёзное, как у Мигеля Сервантеса. Донкихотства у героев Лопе де Вега не так много.

Вслед за Лопе де Вега к экзотике пристрастится Педро Кальдерон де ла Барка. У него тоже действие в одной из пьес происходит в Московии. Лопе де Вега был для Кальдерона учителем. Ученик меньше любил лирику, чем наставник, зато отдал щедрую дань барочной пышности.