Соцветие поэтов

С двумя девчонками шальными
Я познакомился. И с ними
Готов был завести роман.
Смеялись юные шалавы.
«Любви, надежды, тихой славы
Недолго тешил нас обман»...

У Андрея Вознесенского есть стихотворение «Время поэта»:

«Пушкин – это русский
через двести лет».
Все мы нынче Пушкины.
Гоголю привет!

Пушкин не читает в школе Пушкина.

Пушкин отрывается на Горбушке.
Пушкин лопнул банки, как хлопушки.
Кто вернёт нам вклады?
Может, Пушкин?..
...Пушкин, параноик, мне помог
отыскать в России пару Твоих ног...

И так далее, без особого пиетета – «все мы нынче Пушкины».

«Вдруг я в белую ночь вспоминаю/ небо, Пушкина без самолётов...» (Игорь Шкляревский).

«Любимый наш поэт, боюсь,/ был гипертоник,/ Страдавший от жары,/ о чём не ведал сам» (Александр Кушнер).

Тимур Кибиров:

Ната, Ната, Натали,
Дал Данзас команду: «Пли!»
По твоей вине, Натуля,
Вылетает дура-пуля.
Будет нам мертвец ужо,
Закатилось наше всё...

Туда же и Дмитрий Пригов:

Невтерпёж стало народу:
Пушкин, Пушкин, помоги!
За тобой в огонь и воду!
Ты нам только помоги!

А из глыбы как из выси

Голос Пушкина пропел:
Вы играйте-веселитесь,
Сам страдал и вам велю!

Пушкин – как эпатажное имя. Открыл эту страницу Андрей Синявский, когда в «Прогулках Пушкина» под псевдонимом Абрам Терц написал: «...на тоненьких эротических ножках вбежал Пушкин в большую поэзию». О Пушкине наговорено столько, что уже не разберёшь, где быль, а где небыль. Пушкинистика приобрела гигантские масштабы и надломилась, вошла в кризис: венки да бюсты в каждом абзаце. И как справедливо заметил недавно ушедший Александр Щуплов: «В своей любви к гению мы теряем голову. Пушкин растворился в нашем воздухе, став не только вечным бытием, но и повседневным бытом».

Пушкин – как кич: водка, конфеты, бараночки. Есть даже сорта картофеля: «Ранний Пушкин» и «Поздний Пушкин». Ученики в школах в своих сочинениях выдают перл за перлом: «Пушкин вращался в высшем свете и вращал там свою жену»... «Пётр Первый соскочил с пьедестала и побежал за Евгением, громко цокая копытами».

Потеряв всякий вкус, кто-то сочинил вирши – апофеоз морального ужаса и культурного бескультурья:

Застрелил его пидор,
В снегу возле Чёрной речки.
А был он вообще-то ниггер,
охочий до белых женщин.
И многих он их оттрахал,
А лучше б, на мой взгляд,
бродил наподобье жирафа
на родном своём озере Чад.

Грубо и ксенофобно. Куда более незатейливы и милы анекдоты, приписываемые Даниилу Хармсу. Вот один из них: «Лермонтов хотел у Пушкина жену увезти. На Кавказ. Всё смотрел на неё из-за колонны, смотрел... Вдруг устыдился своих желаний. «Пушкин, – думает, – зеркало русской революции, а я – свинья». Пошёл, встал перед Пушкиным на колени и говорит: – Пушкин, – говорит, – где твой кинжал? Вот грудь моя! Пушкин очень смеялся».

Финальный аккорд

Пора подводить итоги. Пушкин выступает в разных ипостасях: реальный Пушкин, мифологический, идеологический, коммерческий. Сегодня как раз время коммерческого Пушкина: тут и водка, и изделия № 2, и остальное «наше всё». И всё же, всё же, всё же... В 1924 году Михаил Зенкевич написал про Пушкина:

Но он наш целиком! Ни Элладе,
Ни Италии не отдадим:
Мы и в ярости, мы и в разладе,
Мы и в хаосе дышим им!

Про разлад и хаос очень актуально, хотя и более 80 лет прошло.

Куда нам плыть? Какие берега
Мы посетим? Египет колоссальный,
Скалы Шотландии иль вечные снега? —

спрашивал Пушкин. Действительно, куда плывёт Россия? Власти молчат. Народ, как и во времена Бориса Годунова, безмолвствует.

Юрий Безелянский. Из книги «69 этюдов о русских писателях»

Пьер де Ронсар (1524 - 1585)