Читаем Соцветие поэтов полностью

С двумя девчонками шальными Я познакомился. И с ними Готов был завести роман. Смеялись юные шалавы. «Любви, надежды, тихой славы Недолго тешил нас обман»...

У Андрея Вознесенского есть стихотворение «Время поэта»:

«Пушкин – это русский через двести лет». Все мы нынче Пушкины. Гоголю привет! Пушкин не читает в школе Пушкина. Пушкин отрывается на Горбушке. Пушкин лопнул банки, как хлопушки. Кто вернёт нам вклады? Может, Пушкин?.. ...Пушкин, параноик, мне помог отыскать в России пару Твоих ног...

И так далее, без особого пиетета – «все мы нынче Пушкины».

«Вдруг я в белую ночь вспоминаю/ небо, Пушкина без самолётов...» (Игорь Шкляревский).

«Любимый наш поэт, боюсь,/ был гипертоник,/ Страдавший от жары,/ о чём не ведал сам» (Александр Кушнер).

Тимур Кибиров:

Ната, Ната, Натали, Дал Данзас команду: «Пли!» По твоей вине, Натуля, Вылетает дура-пуля. Будет нам мертвец ужо,Закатилось наше всё...

Туда же и Дмитрий Пригов:

Невтерпёж стало народу: Пушкин, Пушкин, помоги! За тобой в огонь и воду! Ты нам только помоги! А из глыбы как из выси Голос Пушкина пропел: Вы играйте-веселитесь, Сам страдал и вам велю!

Пушкин – как эпатажное имя. Открыл эту страницу Андрей Синявский, когда в «Прогулках Пушкина» под псевдонимом Абрам Терц написал: «...на тоненьких эротических ножках вбежал Пушкин в большую поэзию». О Пушкине наговорено столько, что уже не разберёшь, где быль, а где небыль. Пушкинистика приобрела гигантские масштабы и надломилась, вошла в кризис: венки да бюсты в каждом абзаце. И как справедливо заметил недавно ушедший Александр Щуплов: «В своей любви к гению мы теряем голову. Пушкин растворился в нашем воздухе, став не только вечным бытием, но и повседневным бытом».

Пушкин – как кич: водка, конфеты, бараночки. Есть даже сорта картофеля: «Ранний Пушкин» и «Поздний Пушкин». Ученики в школах в своих сочинениях выдают перл за перлом: «Пушкин вращался в высшем свете и вращал там свою жену»... «Пётр Первый соскочил с пьедестала и побежал за Евгением, громко цокая копытами».

Потеряв всякий вкус, кто-то сочинил вирши – апофеоз морального ужаса и культурного бескультурья:

Застрелил его пидор, В снегу возле Чёрной речки. А был он вообще-то ниггер, охочий до белых женщин. И многих он их оттрахал, А лучше б, на мой взгляд, бродил наподобье жирафа на родном своём озере Чад.

Грубо и ксенофобно. Куда более незатейливы и милы анекдоты, приписываемые Даниилу Хармсу. Вот один из них: «Лермонтов хотел у Пушкина жену увезти. На Кавказ. Всё смотрел на неё из-за колонны, смотрел... Вдруг устыдился своих желаний. «Пушкин, – думает, – зеркало русской революции, а я – свинья». Пошёл, встал перед Пушкиным на колени и говорит: – Пушкин, – говорит, – где твой кинжал? Вот грудь моя! Пушкин очень смеялся».


Финальный аккорд


Пора подводить итоги. Пушкин выступает в разных ипостасях: реальный Пушкин, мифологический, идеологический, коммерческий. Сегодня как раз время коммерческого Пушкина: тут и водка, и изделия № 2, и остальное «наше всё». И всё же, всё же, всё же... В 1924 году Михаил Зенкевич написал про Пушкина:

Но он наш целиком! Ни Элладе, Ни Италии не отдадим: Мы и в ярости, мы и в разладе, Мы и в хаосе дышим им!

Про разлад и хаос очень актуально, хотя и более 80 лет прошло.

Куда нам плыть? Какие берега Мы посетим? Египет колоссальный, Скалы Шотландии иль вечные снега? —

спрашивал Пушкин. Действительно, куда плывёт Россия? Власти молчат. Народ, как и во времена Бориса Годунова, безмолвствует.


Юрий Безелянский. Из книги «69 этюдов о русских писателях»

Пьер де Ронсар

(1524 - 1585)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сибирь
Сибирь

На французском языке Sibérie, а на русском — Сибирь. Это название небольшого монгольского царства, уничтоженного русскими после победы в 1552 году Ивана Грозного над татарами Казани. Символ и начало завоевания и колонизации Сибири, длившейся веками. Географически расположенная в Азии, Сибирь принадлежит Европе по своей истории и цивилизации. Европа не кончается на Урале.Я рассказываю об этом день за днём, а перед моими глазами простираются леса, покинутые деревни, большие реки, города-гиганты и монументальные вокзалы.Весна неожиданно проявляется на трассе бывших ГУЛАГов. И Транссибирский экспресс толкает Европу перед собой на протяжении 10 тысяч километров и 9 часовых поясов. «Сибирь! Сибирь!» — выстукивают колёса.

Анна Васильевна Присяжная , Георгий Мокеевич Марков , Даниэль Сальнав , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Поэзия / Поэзия / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Стихи и поэзия
Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное