Соцветие поэтов

В детстве у неё была астма. Ночами маленькая сочинительница будила маму или бабушку и умоляла поскорее записать строчки, которые возникали неизвестно откуда, словно кто-то их диктовал. В её стихах жили раковины, синева неба, горький аромат моря, следы на песке, корабли у причала — «чешуйками дождя покрыты, как две большие рыбы»… И тут же — надорванный выстрелом крик, бесконечные гулкие коридоры, волчьи тропы, страшные сны и невыносимая печаль.

Блокноты с записями стихов множились и пухли, девочка подрастала, начала записывать и зарисовывать сама. Училась Турбина в той самой ялтинской школе, где когда-то получала образование гимназистка Марина Цветаева.

В конце зимы 1983 года бабушка Ники, Людмила Карпова, узнав, что в гостинице «Ялта» остановился известный писатель Юлиан Семёнов, предприняла решительный шаг — отыскала его и буквально заставила прочесть несколько листков из блокнота.

Когда Семёнов узнал, что автору всего 9 лет, был потрясён: «Это гениально, просто гениально!…»

Уже через месяц, по его настоятельному требованию в дом Турбиных приехал корреспондент из «Комсомолки», а 6 марта о необыкновенной девочке вышла первая статья.

После выхода статьи последовало приглашение в московский Дом литераторов, где с подачи Семёнова состоялись первые публичные чтения стихов. Поэзия Ники Турбиной никоим образом не была связана с детством — наоборот, она была слишком взрослой.

А дальше началось: восхищение, умиление, обожание и многотысячные аудитории, ловящие каждое слово юной поэтессы. Весь Советский Союз рукоплескал Нике, восторгался её талантом, зачитывался её дивными стихами. Она выходила на сцену перед огромным залом,- маленькая, но очень серьёзная девочка с причёской, как у Марины Цветаевой, — и читала взрослым голосом: «Жизнь моя — черновик, на котором все буквы — созвездья…». Зал замирал в оцепенении.

Нику взял под покровительство мэтр Евгений Евтушенко: «Я не случайно назвал Нику поэтом, не поэтессой. С моей точки зрения, налицо редчайшее явление, а может быть, чудо: восьмилетний поэт». Он возил её в Италию и Америку, написал предисловие к её первой книге «Черновик», вышедшей к 9-тилетию поэта и разошедшейся фантастическим по нашим временам тиражом — 30 тысяч экземпляров. «Название этой книги мы выбрали вместе с Никой. Восьмилетний ребёнок в каком-то смысле — это черновик человека», — писал Евтушенко. Сборник стихов перевели на 12 языков.

Ника боготворила своего кумира и посвятила ему строки: «Вы поводырь, а я слепой старик. Вы проводник. Я еду без билета». А психологи уже тогда предупреждали его — столь стремительный громкий успех способен сломать жизнь не то что ребёнка, а даже взрослого, опытного человека, призывали его по возможности ограничить Никины выступления и избавить её от утомительных интервью. Но все предостережения врачей тонули в громе аплодисментов

В том, что у неё был невероятный, фантастический дар, не было никаких сомнений — и объяснений тоже не было. Даже специалисты не могли дать определений этому уникальному явлению. С нею работали психологи, профессора медицины, экстрасенсы и поэты. Сама же Ника говорила: «Это не я пишу стихи. Бог водит моей рукой».

Девочка, декламирующая не по-детски мудрые, пронзительные и, в то же время, «больные» стихи, стала объектом пристального внимания со стороны не только журналистов и ценителей поэзии, но и различных научно-исследовательских институтов, которые пытались изучить феномен этого ребёнка-вундеркинда, но тщетно.

Кроме книжки, почти одновременно у Ники вышла пластинка со стихами, с которой звучал её живой детский голосок. Елена Камбурова спела несколько песен на Никины стихи.

В 12 лет Нику Турбину пригласили на поэтический фестиваль в Венецию, где вручили премию «Золотой лев». До Турбиной «Льва» русскому поэту вручали лишь однажды — этим поэтом была Анна Ахматова, и на тот момент ей уже исполнилось 60. А тут девочка, которой всего 12 лет!

Начиная с конца 1984 года, имя Ники Турбиной не сходило с газетных полос, о ней снимали фильмы и радиопередачи. В 14 лет она очень удачно снялась в фильме «Это было у моря» вместе с Ниной Руслановой. У неё была необычная, роковая, как будто специально для немого кино предназначенная внешность — зелёные глаза, каштановые волосы, родинка над губой. Настоящая сенсация!

…Именно тогда Ника впервые ступила на карниз, сыграв девушку, решившую инсценировать попытку самоубийства.

Расколоты судьбы, как грецкий орех

Казалось, сказка будет длиться вечно. Но она оборвалась столь же внезапно, как и началась. Новых взлётов не было. Ушли куда-то строчки, заставлявшие трепетать весь мир. А новые, если и писались, то на гениальность уже не тянули. Да и были ли эти, надиктованные кем-то строки, так мало похожие на детские, гениальными?