Соцветие поэтов

Прилетев в 1972-м в США, Бродский получает место преподавателя в скромном университетском городке Анн-Арбор, что под боком у автомобильных конвейеров Детройта. Об этих местах поэт потом напишет: «И если б здесь не делали детей, то пастор бы крестил автомобили». Здесь Бродский получает 12 тысяч долларов в год (до вычета налогов) и ведёт два курса: русская литература XVIII и XX веков. Новый преподаватель похож на ворона и говорит по-английски на каком-то вороньем наречии. Бродский может закурить посреди лекции, рассказать анекдот или вдруг разозлиться, если кто-то из студентов, изучающих русскую поэзию, не читал, например, «Бхагавадгиту». Бродский постоянно жалуется декану, что студенты его малограмотны и совершенно ничего не знают. Уже после Нобелевской премии на вопрос учеников, зачем он до сих пор преподаёт (ведь уже не ради денег), Бродский ответит: «Просто я хочу, чтобы вы полюбили то, что люблю я».

Быть профессором в Америке, конечно, не так выгодно, как хоккеистом или баскетболистом. Но принцип тот же: чем лучше играешь — тем больше университетов за тобой охотятся.

Декан Эллис рассказывает, как заманивал Бродского из Анн-Арбора в Новую Англию: «Я пригласил Иосифа к себе домой, спросил, сколько он получает в Анн-Арборе, и сказал, что буду платить в четыре раза больше. Я просто решил, что это величайший поэт своего времени».

В Новой Англии, в «долине пионеров», которую называют так в честь первых английских поселенцев, Бродский становится профессором знаменитых Пяти колледжей. Но главная его работа — в колледже Маунт-Холиок, учебном заведении «только для девушек». Этот американский колледж был основан в 1837-м, в год смерти Пушкина. Здесь всегда царил железный женский порядок. Об этом колледже, оплоте феминизма и политкорректности, Бродский высказался с прямотой динозавра: «Чувствую себя как лис в курятнике». А на вопрос «Как вы относитесь к движению за освобождение женщин?» ответил: «Отрицательно».

Многие студенты вспоминают Бродского как человека «восхитительно некорректного». Начав преподавать в Америке в самый разгар холодной войны, он повесил на двери своего кабинета листок «Here are Russians». (В те годы была популярна фраза «Русские идут», листок гласил: «Русские дошли».) А однажды, разбирая со студентами «Гамлета», он спросил: «А где находится Датское королевство, Дания?» и, когда никто не смог ответить, разозлился: «Нация, которая не знает географии, заслуживает быть завоёванной!» Начинались времена политического активизма, а Иосиф вещал с университетской кафедры: «Ну, политический активизм, ну, перестроить общество, ну хорошо. Но лучше найти одного человека. И любить его до конца жизни».

Преподавание не мешает ни академическому, ни поэтическому взлету Бродского. Именно в Новой Англии он преодолевает свой главный американский страх, что не сможет писать по-русски, как прежде. Выходит сборник его американских стихов «Часть речи». В них уже не петербургский пейзаж, а маленькие городки Новой Англии, Кейп-Код, Атлантика, долина Коннектикута. Но услышать их должны те, кто по ту сторону океана: «Колыбельную Трескового мыса» он посвящает своему сыну, Андрею Басманову, а самое пронзительное «Ниоткуда с любовью» — Марине Басмановой. - М. Б.

Васильевский остров Манхэттен

Полночь в Нью-Йорке — почти Вуди Аллен. Место действия — квартира на Мортон-стрит. В коридоре возвышается Сергей Довлатов, Юз Алешковский поднимает тост за критика Наташу Шарымову, нобелевский лауреат поэт Дерек Уолкотт беседует с незнакомкой, чуть поодаль стоят знаменитый американский поэт Марк Стрэнд, писатель и властитель дум Сьюзен Зонтаг и легендарный фотограф Энни Лейбовиц. Отмечают пятидесятилетие Иосифа.

С 1980 года Бродский живёт на два дома: Саус-Хедли и Нью-Йорк. Бродскому уже открыты все двери Нью-Йорка. Его «продюсеры» — Сьюзен Зонтаг и чета Либерман — одни из самых влиятельных людей в американском интеллектуальном истеблишменте. Либерманы — это Алекс Либерман и Татьяна Яковлева. Татьяна — безответная парижская любовь Маяковского. Алекс — скульптор и редакционный директор таких журналов, как Vogue и Vanity Fair. Особняк Либерманов на 70-й улице и их загородное поместье в Коннектикуте — это великосветский салон того времени. От литературы — Бродский и Артур Миллер, от балета — Барышников. От моды — Ив Сен-Лоран. Журнал Vogue опубликует несколько эссе Бродского, а звезда мировой фотографии Ирвин Пенн сделает знаменитую фотографию (на обложке майского номера. — Esquire).

Если Либерманы ввели Бродского в культурный истеблишмент, то великая Сьюзен Зонтаг сделала многое, чтобы он стал своим именно в издательской нью-йоркской тусовке. Бродский освоился там лучше, чем можно было предположить, и уже очень скоро определял литературную повестку. Сьюзен вспоминала, что ему нравилось выступать, быть на публике, спорить — он был очень властным и красноречивым. В Нью-Йорке Бродский был уже не просто поэтом, он стал человеком литературы и общественной фигурой, изменившей отношение ко многим вещами.