Соцветие поэтов

В XX веке лучшее западное искусство создавалось людьми левых взглядов, и принять Иосифа, который, к примеру, поддерживал клуб ветеранов Вьетнама, было непросто. Но «ястреб» Бродский и здесь одержал верх.

Поддержка польского движения «Солидарность» — первый митинг, в котором участвует Бродский. «Смотрите, к чему привела ваша мода на коммунизм», — злорадствует он. И в результате повлияет даже на Сьюзен с её радикально левыми взглядами. На митинге она скажет неожиданное для всех: «Коммунизм — это фашизм с человеческим лицом». Вслед за Зонтаг от веры в советский, китайский или кубинский коммунизм откажутся многие нью-йоркские леваки. Второй такой политический жест Бродского — протест против ввода советских войск в Афганистан. Характерно, что Бродский начал высказываться о политике, только когда уже стал всемирно известным поэтом. Бродский избегал образа жертвы системы: поэт хотел, чтобы на Западе его судили за стихи, а не за лихую биографию. Безусловно, Бродский хотел славы, но славы поэта, а не диссидента.

«Какое ваше отношение к религии», — как-то спросят у него. «Положительное», — ответит Бродский. На вопрос «Какую религию вы исповедуете?» Бродский ответит задумчиво: «Я ещё не знаю».

Нам известно, что в юности раньше Библии Бродский прочёл индуистские «Махабхарату» и «Бхагавадгиту». Интересовался джнани-йогой — йогой познания. Но, по собственному признанию, выбрал «скорее христианство».

Принято считать, что Иосиф Бродский заразил нас «нормальным классицизмом». А двери в восточную метафизику распахнул Виктор Пелевин. На самом деле и понятие пустоты, и понимание мира как иллюзии растворены уже в ленинградских стихах Бродского. Как раз в середине 1960-х он знакомится с путём джнани. Как вы думаете, о чём его хрестоматийные стихи «Не выходи из комнаты» и «Идёт четверг. Я верю в пустоту»?

Венеция. Метафизический бандит

Путеводители обещают: есть две Венеции — та, которую видят пешеходы, и та, что наплывает на тебя, если смотришь с воды. Но есть и третий взгляд — взгляд ангелов, вспорхнувших с церкви Салюте и летящих над лагуной к площади Святого Марка. Этот полёт особенный. «Ведь если дух Божий носился над водою, значит, отразился в ней», — говорил Бродский. Все эти складки, морщины, рябь и есть время, а Венеция — его хранилище.

Бродский любил приезжать сюда зимой, под Рождество, когда всё — и запах мёрзлых водорослей, и время, и вода, и Бог — рифмуются в одно. Поэт — это всегда метафизический бандит. Он захватывает мир и всё в нём называет своими именами.

Помню, как мы сидели в Венеции с другом Бродского Робертом Морганом за их любимым столиком в «Харрис Баре» — том самом, где впервые смешали персиковый сок с шампанским, — и пили коктейль «беллини», названный в честь знаменитого венецианского художника. Он рассказывал, как Бродский за вечер мог обойти четыре-пять баров в Венеции — пил в основном граппу или не тяжёлое местное вино амароне.

Капитолий римский

Центр древнего Рима — Капитолий. Теперь здесь делают не политику, а селфи. У медного всадника — императора Марка Аврелия — назначают свидания. А грозный римский сенат превратился в муниципалитет. Нынешние римские патриции ходят пешком. Потомственную аристократку, внучку философа Кроче Бенедетту Кравери Бродский называл своим Вергилием — проводником по Риму. «Он никогда не был туристом, — рассказывает Бенедетта. — Он как будто всегда здесь жил. Может быть, в прошлой жизни Бродский и был рождён римлянином».

Рим стоит на холмах. Холм Яникул (Джаниколо) — стратегически важная для Бродского высота. Впервые он возьмёт её в 1980 году. Здесь находится Американская академия художеств, где вот уже сто лет живут писатели и поэты. В одном из флигелей останавливается Иосиф Бродский. И именно здесь рождается его фантастический план — создать в Риме Русскую академию. Москва — конечно, третий Рим. Но всё-таки здесь, в первом Риме, Гоголь написал «Мёртвые души», а Брюллов — «Последний день Помпеи».

Ради осуществления задуманного Бродский встретится с тогдашним мэром Рима Франческо Рутелли. «Бродский обратился ко мне. Он хотел возродить традицию русских интеллектуалов, которые ещё в XVIII веке избрали Рим. Путешествие в Италию было для них источником вдохновения», — вспоминает Рутелли. Бродский понимал: если распадается СССР, значит, контакты с Россией станут возможны. На встрече с Рутелли поэт озвучивает условие: от Рима — помещение и начальное финансирование, а через пять лет — деньги от России, но только частные пожертвования. Кто знает, как поведёт себя государство.

А пока Бродский предлагает собирать деньги самостоятельно, не дожидаясь пожертвований. Давать благотворительные концерты согласятся Барышников, Ростропович, Рихтер. Задумке поэта было суждено сбыться, но уже после его смерти. Созданный на частные пожертвования Фонд памяти Бродского будет отправлять лучших русских писателей и поэтов в Рим. Правда, либо в Американскую академию, либо во Французскую — на виллу Медичи. Собственного здания у Русской академии нет до сих пор.