Сотворение любви (ЛП)

- Это была очень непростая ситуация.

- Для тебя или для нее?

- Тогда я также старался держать их на расстоянии друг от друга, например, я не звонил Кларе, если жена выходила ненадолго за покупками или прогуляться. Я посылал жене сообщения по электронке только если знал, что она долгое время будет одна, или если я проводил выходные с Кларой и вечером в воскресенье не возвращался домой, а в понедельник ехал прямиком на работу. Мне оставалось только всегда смягчать бурю, снижать накал страстей, чтобы не замарать ни одни из этих двух отношений присутствием другой женщины. Поэтому в этом доме нет ничего Клариного.

Карина не прерывала меня. Она казалась взволнованной и потрясенной, и у меня создалось ощущение, что своим рассказом мне удалось уменьшить счет негативным моментам, надо думать, имевшимся в ее списке.

- Твоя жена была в курсе? У нее были подозрения?

- Знаешь, чего мне хотелось бы? Чтобы ты поговорила со мной о Кларе, рассказала, какой она была, как рассказала бы тому, кто ничего о ней не знает.

- Ты мне не ответил.

- Потому что мне не хочется.

Карина достает из сумочки две шпильки. Одну она сжимает губами, а другой скрепляет прядь волос, упавшую на глаза.

- Ладно, – соглашается она, все еще держа вторую шпильку во рту. – Но только в обмен кое на что.

- Конечно.

- Так вот потом ты сделаешь то же самое. Ты расскажешь мне, какой была моя сестра. Договорились?

Какое приятное ощущение головокружения. Ты чувствуешь, что вот-вот в любой момент упадешь, но угроза падения порождает в тебе не страх, а предвкушение, желание того, чтобы от окатившего тебя с головы до ног адреналина, волосы встали дыбом. В этот миг решающего ускорения перед тем, как разбиться о дно, в этот самый миг ты начинаешь жить.

Карина закончила скреплять волосы второй шпилькой, и садится поудобней. Ее взгляд скользит вверх по лестнице, ведущей на террасу. Она меняет позу и садится по-другому.

- Идет, я согласен, – говорю я. – Потом я расскажу тебе, какой была твоя сестра.

Клара со слов Карины.

- Не знаю, говорила ли она тебе или нет, думаю, что-то говорила, но сейчас я рассказываю тебе все с другой точки зрения, со стороны старшей сестры, ответственной за нее, потому что я отвечала за нее. Я говорю с точки зрения сестры, которая смотрит на все глазами родителей, и в какой-то степени заменяет их, говоря, что ей не нравится Кока-Кола, потому что именно это от нее и ожидается. Или говорит, что не любит мотоцикл, потому что велосипед полезнее для здоровья и не загрязняет окружающую среду. Или что она предпочитает не начинать курить, потому что потом станет рабом табака на всю жизнь. Хотя, видишь, в двадцать пять я все-таки начала курить. Впрочем, я ведь хотела поговорить с тобой о своей сестре, не о себе, о младшей сестренке, которая начинает пропадать, совершать опасные поступки, которые лишают родителей сна и доводят меня до того, что я ее ругаю: “Ты – дура! Неужели ты не понимаешь, что заставляешь родителей страдать? Поступая так, ты думаешь, что становишься взрослой, а на деле оказываешься ребенком”. Вот тебе в общих чертах результат – я с родителями по одну сторону баррикады, она окопалась по другую. Я заставляю ее принять позицию подростка, говорящего с пренебрежением: “Да что ты понимаешь? Это моя жизнь, моя, а не твоя! Тебе-то какая разница, если я обожгусь? Палец-то мой.”

Тогда я не понимала, что Клара не была саморазрушительницей. Возможно, она

переоценивала свои силы, потому что была большой оптимисткой. Клара думала, что может пройти через помойку, не загрязнившись, что, как лучик света, может коснуться любой вещи, находиться в любом месте, не являясь по-настоящему частью того, что ее окружало. Как дух в жилой особняк, она входила во все дома, усаживалась за стол вместе с остальными, слушала их трагедии и ссоры, ведя легкую жизнь невесомого призрака. Она рассказала тебе, что вместе с подругой ездила в Петербург автостопом? Что один раз ее задержали за сопротивление властям в доме, захваченном людьми, которых собиралась выселять полиция? Ей даже не исполнилось пятнадцать лет, возраст, когда ты набрасываешься на спецподразделения полиции, вырывая из рук щиты и отрывая с касок защитные щитки. Как видишь, та нежная и мягкая девушка, которую ты знал, в столь юном возрасте могла драться с мужиком, привыкшим применять силу и почти вдвое тяжелее ее. Она чувствовала себя неуязвимой.

Отец хотел запереть ее дома, но ты не можешь запретить пятнадцатилетней девушке