Сотворение любви (ЛП)

закончила говорить, мне и самой было так неловко, будто по злобе я спрятала книжку, которую она взяла, или разбила ее любимый диск. Я ушла с чувством выполненного долга, испытывая одновременно горечь поражения. Для сестры я сделала все, что могла, но я покривила бы душой, если бы не призналась тебе, что мне было плохо. Я чувствовала себя обманщицей, как будто пришла туда больше для того, чтобы испортить ей праздник, а не помочь, как делают не слишком-то пользующиеся успехом у ребят девчонки, завидев целующуюся с парнем подружку, с жаром начиная указывать на каждый их недостаток, приписывая им все мыслимые скверные намерения.

Сейчас я говорю тебе все это, но тогда я не думала об этих вещах именно так, не представляла себе их настолько ясно. Это была осознанная тревога, и я винила в ней сестру, заставлявшую меня играть неблагодарную роль. Не знаю, что бы произошло, если бы через несколько дней, может, через неделю, Клара не пришла бы домой. Как она сказала потом, она думала, что в это время я была в университете, а родители – на работе. Она не понимала,

какой веселой, праздничной жизнью она живет – ни обязательств, ни сроков, ни расписания. Она вошла в дом, ни с кем не повстречавшись. Родители куда-то вышли, не помню, куда, а я была в своей комнате. Я хоть и услышала стук двери, но подумала, что это вернулись родители. Через какое-то время я услышала, как в ванной сестра напевает одну из своих злосчастных мелодий. Она пела таким голосом, что можно было подумать, что это голос самого дьявола или, по меньшей мере, страдающей, измученной души. Я вошла без стука и увидела ее голой, выходящей из душа. Она с испуганным лицом судорожно схватила полотенце и, не заворачиваясь, прикрылась им спереди, закрывая тело так, будто перед ней вместо меня находился незнакомый мужчина. Не спрашивай меня, как я так быстро все разгадала. Думаю, оттого, что мне было непривычно, что она столь целомудренно прикрывается полотенцем, когда мы тысячу раз видели друг друга голыми, и не только когда были детьми. Незадолго до того, как она ушла к своей уличной жизни, мы вместе приводили себя в порядок, удаляли волосы и запросто помогали друг другу, намазывая кремом труднодоступные места. Нам было приятно чувствовать нашу близость. Я выхватила у нее полотенце, а ее усилие спрятать одну из рук указало мне то, что я должна была найти. Она сказала, что неважно себя чувствовала и ходила к врачу, чтобы ей сделали анализ крови.

- Ты сошла с ума? Ты и вправду сошла с ума?

Я вышла из ванной просто никакая, потому что мне ничего не пришло в голову. Я не знала, что сказать и как среагировать на эту чудовищность – сестра начала колоть героин. Это была моя маленькая сестренка, и весь гнев и ярость, которые я испытывала в последние недели превратился в страх – ведь Клара уже не играла в игрушки, как я ей говорила, здесь происходили серьезные вещи. Не знаю, а вдруг она сделала это, чтобы поволновать меня, показать мне, что все это было не просто подростковой рисовкой. Клара закрыла дверь ванной на защелку, а спустя несколько минут вышла оттуда, облачившись в свой мрачный наряд – футболку с надписью красно-черными заостренными буквами, заставившими меня подумать о чем-то смутно-нацистском, и отвратительным черепом, из глазниц или рта которого, уже не помню, вылезали черви. От запястья до локтя руки Клары были закрыты какими-то черными наручами. Вот тут-то в квартиру и вошли мои родители. Растерявшись, они остановились в прихожей. Отец улыбался, словно получив приятный, неожиданный подарок и ничему не веря. Мама сжалась, ожидая нового разочарования или неприятной новости.

- Она колется! – сказала я. – Клара начала колоть героин.

Сестра этого не отрицала. Она торопливо ушла в свою спальню, а через секунду вышла оттуда с маленьким рюкзачком, набитым, кажется, еще раньше одеждой, которую она хотела унести с собой. Собиралась ли она сказать что-нибудь родителям, или хотела полностью их проигнорировать, этого я не знаю. Мой отец, мягкий человек. Мы с сестрой втихаря всегда укоряли его, что он не осмеливался дать маме отпор, никогда нас не защищал. Он не решался даже быть посредником в наших с сестрой ссорах. И вот сейчас он протянул вперед руку с открытой ладонью, как будто хотел захлопнуть дверь.

- Клара, – проговорил он.