Сотворение любви (ЛП)

- Все это фигня, папа, – ответила сестра. Наперекор создавшемуся положению уже поворачивалась разозленная мама. Она, как это уже было много раз, пыталась подчинить нас своим желаниям криком ли, оплеухой, или только жестом древнего пророка, угрожавшего каким-либо вселенским бедствием, словно почерпнутым из Библии. Воздев руки к небесам, она казалась смиренной, неспособной сопротивляться потере своей дочери. Тогда отец, издав странный звук (что-то среднее между рычанием и хрипом), вырвавшийся скорее из груди, чем изо рта, ударил сестру по лицу. От этого удара Клара упала на пол. Я отлично это помню. Не удар, нет, я стояла спиной к сестре и не могла видеть его; отец ударил Клару по лицу, к счастью, не по губам и не по носу, а чуть ниже скулы. Я помню отца с вытянутой рукой со сжатым кулаком, вынужденного сделать два шага, чтобы сохранить равновесие. Через некоторое время сестра поджала ноги, усевшись на полу в позе лотоса и поднеся руки к лицу.

- Ты не выйдешь отсюда, – сказал отец, собираясь сесть в кресло напротив телевизора, но повалился на него без сил. Мы с мамой застыли, как статуи. Не знаю, возможно, мы так растерялись от странного совпадения вспышки отца и покорности сестры, которая подобрала рюкзачок, валявшийся рядом с диваном, и направилась к себе спальню.

Я знаю, что Клара еще несколько раз встречалась со своими дружками, незаконными захватчиками домов, панками или кем там они были, но одеваться она начала по-другому, забросив дома собачьи ошейники и какие-то кольца, и красить волосы в черный цвет она перестала. Колоться она тоже больше не стала. Потом она рассказала мне, что ширнулась только один раз и то сильно себе навредила, потому что дружок, который ей помог, был почти такой же неопытный, как она сама и, кроме того, нервный. Он был вынужден уколоть ее несколько раз, и поэтому вокруг вены образовался большущий синяк. Я также знаю, что отец много раз извинялся за то, что ударил ее тогда, и хотя тот удар и был спасительным, он еще долгое время сожалел об этом. Не знаю, но я вдруг начала думать, что Клара сознательно или неосознанно пришла домой для того, чтобы кто-то помешал ей снова уйти. Возможно, то, что я увидела ее руку, вовсе не было случайностью. Возможно, она подозревала, что встретит нас дома, и хотела, чтобы ее удержали силой. Клара не хотела быть обязанной продолжать это глупое падение в ад, которое она инсценировала, чтобы показать мне, что ее жизнь не была игрой.

Но теперь мы с Кларой уже не были так дружны, как прежде. Клара и в самом деле

выросла, и я не представляла, как мне установить с ней связь. К тому же, чуть погодя, у меня самой в жизни наступил переломный момент. Я бросила университет, ушла из дома, начала работать в офисе одной косметической фабрики.

Мы с Кларой по-прежнему неплохо ладили друг с другом, несколько раз пробовали даже

вернуть былую детскую нежность, ту родственную доверительность и близость, когда кажется, что ее тело становится почти что моим, но, тем не менее, ты понимаешь, что это тело сестры. Это чувство сродни тому, когда ты играешь с куклой – с одной стороны она отличается от тебя, а с другой – она часть тебя: у нее твой голос, твои ощущения, чувства, твои желания и страхи.

Но мы перестали ложиться рядом друг с другом на кровать, чтобы о чем-то пошептаться.

Иногда мы пытались, но наша доверительность звучала неестественно и не красила ни ее, ни меня. Мы уже не примеряли вместе одежду матери, не смотрелись в зеркало, гордясь друг другом, никто из нас не мог сказать: “это моя сестра”, а если и говорил, то это была простая констатация юридического факта, о котором ты можешь написать в книге о своей семье, но прежняя сила единства была потеряна. Уже не было барьера, стоящего на пути между самим собой и одиночеством взрослой жизни.

Почти кромешная темнота. Окна гостиной, хотя и смотрят в маленький дворик, но