Сотворение любви (ЛП)

которые хочу посмотреть вместе с ней: “Собака” Гойи, зал “шутов”, Давида Караваджо, картины Балдунга Гриена, “Лежащий Иисус” Вальмиджана, “Венера и Адонис”. Если кто-то идет со мной в Прадо, я почти всегда подхожу к этим картинам. Я никогда не изучал искусство, но когда начал работать на фирме, то познакомился с одной девушкой, которая каждую неделю ходила в Прадо в шесть вечера в день бесплатного посещения. Однажды я составил ей компанию, скорее из интереса к цвету ее синих, почти как море, глаз. Такого цвета нет в палитре ни одного художника. Она заранее подбирала три картины и шла четко в те залы, где они находились, не обращая внимания на остальные. Я пошел за ней следом и сел рядом. Мы внимательно разглядывали каждую картину на протяжении десяти-пятнадцати минут. Именно столько времени посвящала им моя подруга. Я, молча, слушал, пока она, гид с соблазнительным голоском, не спеша тихонечко рассказывала о том, что видела. Мы договорились, чтобы я не перебивал ее, а если мне нужно было что-то объяснить или добавить, то я сделаю это на выходе. Обычно моя подружка Карлотта делала то же самое про себя, она обдумывала то, что привлекало ее внимание и то, что она вспоминала, если в картине рассказывался миф или библейский сюжет. Кстати, родители Карлотты, оба родом из одного городка в автономном сообществе Экстремадура, по своей прихоти удвоили согласную “т” в имени своей дочери. Они насмотрелись европейских фильмов, и это, должно быть, показалось им экзотичным. Но, вернемся к главному. Карлотта согласилась на мое присутствие с условием, что я приспособлюсь к ее привычке, в которую она внесла лишь одно изменение – шептать вслух свои мысли. По средам, в шесть часов, мы встречались у двери музея, получали бесплатный входной билетик, и я шел по залам, лестницам и коридорам, благополучно неосведомленный о программе. Перед каждой выбранной картиной, иногда той же самой, но несколько недель спустя, повторялся сопровождавший меня ритуал. Даже не будучи знатоком искусства, ты долгое время созерцаешь картину, обращая внимание на детали, связывая определенную технику с определенной эпохой, снова и снова вспоминаешь истории, зачастую кровавые и трагические, иногда поучительные, а иногда грустные и печальные по смыслу, и получаешь от этого неоценимое удовольствие.

Мне так и не удалось переспать с Карлоттой. Мое обучение продлилось по меньшей мере год и, хотя при выходе из музея я всегда старался продлить наше с ней общение, самое большее на что она соглашалась, это выпить пива. Потом она смотрела на часы, пожимала плечами и говорила:“Я должна идти”, как будто ее вечно ждали где-то еще. Единственным отличием, которого мне удалось добиться при наших встречах, было то, что после нескольких недель скрупулезного соблюдения ритуала, я взял ее за руку, пока она так же тихо рассказывала, я это отчетливо помню, о смерти Адониса, пронзенного клыками дикого вепря, и о том, как на лице Венеры угадывалась тревога за судьбу любимого и, возможно, сожаление, что она полюбила смертного. Карлотта прервала свои разъяснения и довольно долго молчала. Я уже успел подумать: “Ну вот, ты все испортил, сейчас она встанет, и визиты в Прадо закончатся”. Карлотта оторвала глаза от картины и посмотрела на мою руку, потом непонимающе посмотрела мне в глаза. Быть может, это банально, но она растерялась. А потом, все еще глядя мне в глаза, рассказала о том, как Венера делила с Прозерпиной любовь Адониса, который четыре месяца проводил с одной, четыре – с другой, а еще четыре свободных месяца проводил, с кем хотел. “Похоже, отличное решение, – сказала она, впервые позволив себе сделать замечание, весьма далекое от картины, – я бы тоже хотела так жить”. И прежде чем я смог утвердительно ответить, дав ей понять, что уже четыре месяца хотел бы жить вместе с ней, она принялась рассуждать о красках и цветах венецианской школы. Мы смотрели на картину кисти Тициано, а позднее я изучил еще две: одну – Карраччи, а другую – Веронезе.

Несколько недель спустя, тоже вечером, я убедил ее пойти выпить со мной пивка, и мы направились в бар “де Корреос”. По дороге я вернулся к теме тройственных отношений. Мне казалось превосходным решением – всегда, если у тебя нет детей, делить свою жизнь с двумя людьми, оставляя треть года на свободное плавание. Ведь тогда абсолютно точно страсть раз за разом возобновлялась бы после долгой разлуки и хождений от одной женщины к другой в моем случае и от одного мужчины к другому – в ее. Каждый из нас научился бы ценить достоинства другого, не замечая недостатков, которые, в конечном счете, надоедают.