Сотворение любви (ЛП)

продолжить разговор. Мне всегда очень сложно разговаривать с детьми. Хотя она, кажется, не прочь продолжить со мной беседу, я смотрю поверх ее головы в самую даль улицы. Смотрю и сам не понимаю, то ли я уже видел его, но не обратил внимания, то ли только что заметил. Он стоит на боковой улочке, прислонившись спиной к стене, между вывесками китайских лавчонок с одеждой и дверью продуктового магазина, вполоборота ко мне. Кладовщик выглядит, как персонаж фильма пятидесятых-шестидесятых годов. Он стоит, упираясь одной ногой в стену, и тоже курит. Он сменил свою бейсболку на квадратную кепку, самую плотную и плоскую из тех, что я когда-либо видел. В руке кладовщик держит свернутую в трубку газету, которой ритмично постукивает по ноге. Ну, просто черно-белый гангстерский фильм с преследованиями и грабежами. Фильм, в котором некий тип, стоящий на улице ждет другого, который должен выйти из парикмахерской. И когда этот человек выходит, ожидающий швыряет на землю окурок, давит его носком ботинка и направляется следом за тем, за кем наблюдал. Только вот под наблюдением-то – я.

- Сейчас ведь не выходные, – девчушка шагнула ко мне. Она ждет моего ответа, серьезно глядя на меня, но я потерял нить нашего с ней разговора. – Сейчас не выходные, – повторят она, – и не каникулы.

Я не понимаю, о чем она мне говорит. Ее родители, думаю, что это все-таки родители, продолжают свой оживленный разговор. Китайский язык так сильно отличается от испанского, а речь полна странных звуков. Эта пара говорит с такой интонацией, что создается впечатление, что они только обмениваются вопросами друг с другом, но не отвечают. Иногда женщина смеется, прикрывая рот рукой, словно стыдясь своих зубов, хотя на самом деле у нее ровные, белые и необычайно красивые зубы. Этот жест напоминает мне о Кларе. Я представлял ее именно такой, во время смеха прикрывающей губы тыльной стороной руки, а китаянка подносит к губам ладонь. Мужчина достает из кармана штанов мятую пачку сигарет и, не поворачиваясь, протягивает мне, как будто мы уже много лет были друзьями, и нам не нужны разного рода церемонии. Хоть меня и подташнивает, но я беру сигарету и закуриваю.

Внезапно я вспоминаю тему нашего разговора с девчушкой.

- А у меня отпуск, – говорю я ей.

Она одобрительно кивает головой, и тут же машет мне на прощание рукой. Потом девчушка разворачивается на пятках и вприпрыжку бежит вверх по улице, время от времени играя в воображаемые классики и скача на одной ноге по цементным плиткам. Разносчики газовых баллонов пришли в квартал и привычно громко шумят, стуча по баллонам и оповещая жителей, что они уже здесь. Заслышав шум, лохматый пес с первого этажа просовывает голову сквозь прутья балконной решетки и заливисто лает.

Кладовщик стоит все на том же месте, не меняя позы, только чуть больше повернувшись в мою сторону. Своим видом он словно показывает, что ему неважно, что я его замечу, а, скорее всего, он даже дает мне понять, что он за мной следит. Я меняюсь с ним ролями, и это я тушу окурок носком ботинка и поднимаюсь.

- Увидимся, – говорю я китайцу.

- До встречи, – по-птичьи щебечет он.

Я направляюсь к своему преследователю узнать, какого хрена ему нужно, и зачем он хочет

меня напугать. Хочу понять, какого черта он возомнил себя кем-то б'oльшим, чем простой кладовщик. Я шагаю с решительным видом, но не знаю, что ему скажу. Я понимаю, что ничего из того, что я собирался ему сказать, не слетит с моих губ. Я спрошу его, что он делает на моей улице. Если он живет в этом квартале, я дам ему возможность найти причину своего присутствия. Если он предложит мне сигарету, я откажусь, и не только из-за того, что, уже выкурив две сигареты, чувствую себя плохо. Я скажу ему, что, если когда-нибудь он захочет зайти ко мне, то теперь он знает, где я живу.

Когда до кладовщика оставалось метров тридцать-сорок, он оторвался от стены и пошел

вниз по перпендикулярной улице в сторону перекрестка на улице Эмбахадорес. Поскольку кладовщик стоял, чуть повернув голову, я не могу с уверенностью сказать, видел он меня или нет, перед тем, как уйти. Я поднимаю руку, словно желая поприветствовать или подозвать его, но окликнуть не решаюсь. Кричать на улице по такому поводу, какой был у меня, я считаю неуместным. Как-то раз некий пешеход, молодой африканец, взваливший себе на спину один из тех больших мешков, туго перевязанных по углам веревками, в которых они носят свой дешевый поддельный товар, стал переходить улицу, не глядя по сторонам. Я увидел, что фургончик грузоперевозок со всей скоростью несется на него, но даже тогда я сказал: “Берегись!” не очень громко. Он мог бы услышать меня, только находясь рядом со мной. То, что фургончик не сбил парня, явилось заслугой не моего предостережения, а того, что какая-то женщина остановила его, схватив за руку. Я мог бы сделать то же самое, а не кричать, чтобы спасти его.