Сотворение любви (ЛП)

видя мое смущение, добавила, – не занимайся со мной любовью, сотвори ее для меня”. Быть может, это пошлое или, по меньшей мере, невозможное требование, но я согласился и попробовал представить, что это происходит со мной впервые. Подушечками пальцев я долго и неторопливо пробегаю по телу Карины, стараясь на себе ощутить это маленькое чудо – ее кожа отзывается на мою ласку. Я отмечаю, как изменяется ее дыхание в зависимости от того места, которого касаются мои пальцы. Если я легонько касаюсь ее затылка, то по ее коже пробегают мурашки. Я принимаюсь ласкать ее губы, увлажнив свои пальцы слюной, и Карина часто-часто моргает, будто мечтая о каком-то из тех невероятных приключений, о каких она, по ее словам, всегда вспоминает проснувшись.

Карина спит, а я – человек без сновидений. Так что, если когда-нибудь мы будем жить

вместе, я очень хотел бы, чтобы она каждое утро рассказывала мне, что ей снилось.

- Предупреждаю, что иногда мне снятся кошмары, – сказала мне Карина, – сны с

поножовщиной и выстрелами, в которых человек умирает.

- А ты жертва или палач? – спросил я. Карина задумалась. До этого времени она никогда

не использовала эти термины.

- Я часто убегаю, – отвечает она. – Обычно не происходит ничего серьезного, разве что

кто-то очень недобрый рыщет вокруг меня, и я должна незаметно ускользнуть, чтобы он не нашел и меня тоже.

И прямо сейчас Карина тихо и жалобно стонет, несколько раз сжимая руку, и подтягивает

колени к груди. Я кладу руку ей на спину, словно говоря: “Держись, я здесь”. Но, вместо того, чтобы принять мою помощь, она перестает возиться и ерзать, и просыпается.

Карина поворачивается на другой бок. Мои глаза закрыты, но я знаю, что она изучает мое

лицо. Мы не знаем друг друга. Невозможно сразу узнать другого человека, даже если в какой-то момент мы способны интуитивно почувствовать, что этот человек скажет, или о чем он думает. Всегда существует темный уголок, какая-то частичка, которая даже через много-много лет продолжала бы удивлять нас; возможно, мы испугались бы, открыв ее. Где-то в глубине души мы одиноки, и никто не может сопровождать нас туда, но из-за этого мы не должны недооценивать и, тем более, отказываться от наших пустынных глубин. Вполне возможно, руки какого-то человека доберутся туда, расширяя просторы нашей души, отвоевывая у зарослей места, на которых можно сеять.

Я никогда не говорил слов любви, никогда не читал книг о любви. В то время, когда я

носился с идеей стать писателем, впрочем, никогда не конкретизируя ее за отсутствием силы воли, я представлял себе сборник рассказов под названием “Любовь – это сказка”²³. Позже я узнал, что книга с таким названием уже существовала, и все то, что человек может придумать о любви, уже сказано. Узнал, что невозможно рассказать историю любви, потому что все они уже рассказаны. Я всегда думал, что мысль оригинальнее чувств, что легче что-то придумать, чем прочувствовать. Счастливая любовь нам только кажется, и несчастная тоже. И, тем не менее, сейчас, в эту минуту, я чувствую что-то, что оказывается новым. Новым не изначально, а для меня, новым и даже необычным (необычным, это слово понравилось бы Карине). Это – желание продолжительности. Не того, чтобы подольше длилось вот это самое мгновение, не продолжения приятных ощущений, какие я испытываю, слыша дыхание Карины, чувствуя сейчас ее руку на своем бедре, не ожидания того, что вот-вот произойдет. Нет, не этого я хочу. Я думаю о наших долгих отношениях с Кариной. Думаю о том, что время прошло, а она по-прежнему здесь. Разумеется, эта не та Карина, которую я знаю сейчас, а другая, изменившаяся. Та, к которой я должен буду приспосабливаться. Я – к ней, а она – ко мне.

Какой была бы наша с Кариной старость? Мне все так же нравились бы ее

несовершенства? Когда ее пятки потрескаются и станут мозолистыми, когда появятся морщины вокруг губ, когда одеревенеют пальцы на руках, и сами руки станут вялыми и дряблыми. Когда пятна на лице или груди неизбежно укажут на старость. Старость уродует нас, но это неизбежно, и другого пути у нас нет. Я спрашиваю себя, будем ли мы, несмотря ни на что, продолжать смотреть друг на друга все с той же страстью и желанием, или же наше желание сменится каким-то другим чувством, которое сейчас мне незнакомо. Впервые я чувствую интерес к жизни, которую ты можешь провести с кем-то, кто рядом с тобой десятилетия. Будет ли это согласием ухватиться за знакомого тебе человека из-за страха одиночества? Отказом от страсти, от истинного желания? Или есть что-то, что компенсирует эту потерю, хотя сейчас мне и не придет в голову, что это может быть. Но мне хотелось бы знать это. Хотелось бы узнать и то, какой будет Карина через двадцать лет. Как она будет двигаться, о чем будет думать, что из того, что мне нравится сейчас, потом наскучит, а что я научусь ценить.

Я всегда спрашиваю женщин, встречающихся со мной, что во мне будет больше всего