Я вижу их в той комнате холодной,За той квадратной льдиною стола:Художник, вусмерть пьяный, и голодныйНатурщик, — а меж них и я была.Натурщик был в тельняшке. А художник,С потрескавшейся верхнею губой,И в реабилитации — острожник,Во лживом мире был самим собой.Брал сельдь руками. Песню пел. И смелостьИмел — щедра босяцкая братва —Все раздавать, что за душой имелось:Сожженный смех и жесткие слова.Натурщик мрачно, будто под прицелом,Сурово, скупо, молча пил и ел,Как будто был один на свете белом —Вне голода и насыщенья тел.Свеча в консервной банке оплывалаИ капала на рассеченный лук.И я, и я меж ними побывала.И я глядела в жилы желтых рук.И я глядела в желваки на скулах.И скатерть я в косички заплела…Морозным ветром из-под двери дуло.Дрожал пиджак на ветхой спинке стула.Звезда в окно глядела белым дулом.…И я — дите — в ногах у них уснула.…И я меж них в сем мире побыла.
БОГОРОДИЦА С МЛАДЕНЦЕМ
Идет горящими ступнямиПо снегу, ржавому, как пытка, —Между фонарными огнями,Между бетонного избытка.Какое гордое проклятье —Дух снеди из сожженной сумки.На штопанное наспех платьеСлетает снег вторые сутки.Кого растишь,какое чадо?..Кто вымахает — Ирод дюжийИли родоначальник стада,В пустыне павшего от стужи?Но знаешь (матери — всезнайки),Какая дерева породаПойдет на Крест,и что за байкиПойдут средь темного народа,Когда Распятье мощно, грозноРаскинется чертополохомНад смогом полночи морозной,Над нашим выдохом и вдохом.