Соучастники

– Но мы не отталкиваем. Не осуждаем. Никогда не упрекнем. Не проболтаемся. Мы отогреваем получше многих, обычных.

Мне стало скучно с ней. Наверное, не стоило говорить о личном, оттого мне и захотелось поскорее уйти. Но в чем-то она была права: с ней и приятно, уютно, по-человечески тепло. Заговори мы о литературе или Гегеле, неплохо провели бы время.

Достав часы, она сказала, сколько нужно заплатить.

– Не мне, – добавила она. – Там, дальше.

Я отыскал стол оплаты, потом – ушел.

Неожиданно на меня нахлынул жгучий стыд. Мысль, что я мог платить тебе, Алиса, была странна мне. Возможно, шла бы речь о покупке тела, я спокойнее бы отнесся. Понимаю, за твое тело я заплатил бы с большей вероятностью. Все лучше, чем платить за твой голос и твои глаза.

15.

На границе меня разбудили. Два черных человека вторглись в мою жизнь из ночного света и потребовали вещи. Я любезно открыл чемодан.

– Хм… – услышал я нервозное. – Он везет русский шампунь. Подозрительно!

– Что же подозрительного в шампуне?

– А вы посмейтесь, посмейтесь! – сказали мне со злобою. – Мы-то шутить не обучены. Мигом начистим рыло!

Так я въехал в Германию. Меня, конечно, не били, но шампунь отобрали. Во избежание проблем я решил не протестовать. Разве жалко мне шампуня? Куплю на ближайшей станции, ничего страшно, так же?

Больше я не спал. С усталостью в глазах и голове я привалился к окну и смотрел в сумеречную серость иностранного неба.

Уже утром по вагону заходили пестрые торговки, что показывали разогретые носки, ореховые стаканы и стрекоз в осиновых клетках. Я вспомнил, что нужно брать «перевязанную», и спросил о ней. Мне поднесли вытянутое алое тельце. Крылышки с широкими красными полосками шевелились, касаясь прутьев. Ни разу я не видел стрекозу вблизи. Не окажись она столь красивой, я бы, наверное, не смог к ней прикоснуться.

Мне посоветовали позже убрать ее в тень, а пока я поставил ее на стол у окна. Неожиданно мне понравилось на нее смотреть. Крылья ее напомнили мне витражи. Из любопытства я протянул ей указательный палец. Стрекоза похлопала меня крыльями, затем лапками обвила мой розовый ноготь.

Спугнул меня юный человек. С неуверенным выражением он вошел ко мне, позвал:

– Эй! Эй, парень!

– Чего? – ответил я.

– Мыло есть?

– Чего? – с удивлением повторил я.

– Мыло, говорю, есть?

– Нет.

– Вообще? А шампунь? Он похуже, но тоже сойдет.

– Н-нет.

– Что ж вы все такие грязнули? – возмутился юноша и бросил меня.

Я мог его понять: мне нестерпимо захотелось принять пенную ванну. С удовольствием от ожидания я решил прилечь и попытаться заснуть.

Но, не успел я как-нибудь устроиться, как меня и остальных пассажиров выгнали из вагона. Оказалось, нам нужно пересесть на другой поезд, потому что этот заподозрили в пособничестве террористам.

И так нас остановили у огромного поля, заросшего осенними рыжими гиацинтами. За огненным морем виднелся поезд, на котором мы должны были продолжить путь. Прежде, чем уйти в цветы, я решил убрать стрекозу в чемодан. Но незнакомая женщина воскликнула:

– Зачем вы издеваетесь над животным?

– А что прикажете делать? – возмутился я. – У меня не десять рук.

– Клетку убирайте. Стрекозу отпустите.

– Хорошо вам говорить! Я заплатил за нее!

– Она не улетит, не бойтесь, – услышал я. – Полетает – и вернется. Ей и поесть нужно.

Неохотно я согласился.

Алая палочка выскочила из открытой клетки и взвилась вверх.

В гиацинтах нашлась узкая тропинка. Шли мы гуськом, стараясь не наступить на нежные головки. Не могу описать, как мне захотелось разорвать спокойствие оранжевого поля. В воображении я рвал цветы, чтобы потом поднести их тебе. Потом я погружался с головой в пахнущий огонь, засыпал на земле, руками заслонившись от внешнего света.

И я подумал, как был бы счастлив, появись ты сейчас.

В клетчатом платье, с обнаженными плечами, ты сидишь в последних красках осени. Фён шевелит распущенные черные волосы. Вот я прилег в цветы, устроился боком, чтобы положить голову тебе на колени, ты рассеянно ласкаешь меня. Солнце – в твоих раскрывшихся ладонях – для меня, меня одного.

Я очнулся в незнакомом темном купе. Стрекоза залетела в мое окно и присела ко мне на плечо. Я выглянул: поле гиацинтов уже отступало, там – прошлое! Только краешек воспоминания я ухватил – и его размыло с быстротою поезда. Там, далеко, я остался с тобою, утопать в цветах и твоей нежности.

16.

Париж я не осматривал. Мне нужно было успеть на Восточный экспресс, который отъезжал вечером этого же числа. В нескольких кассах я спрашивал билет, но мне отвечали отказом.

В пятом месте мне прошептали:

– Вам очень нужно? Срочно?

– Очень-очень, – ответил я. – Мне нужен именно этот… этот экспресс.

Посмотрев по сторонам, он написал мне адрес.

– Что это? – спросил я.

– Место.

– Это я понял, но…

– Там вы можете получить билет.

Как ни было то странно, на такси я отправился в указанный дом. Консьержка взглянула на мою «бумагу» и послала меня на второй этаж, в двухкомнатную квартиру, что служила жильем и офисом своему владельцу.