Сова была раньше дочкой пекаря

В результате того, что две стороны архетипа не интегрированы в ее отце, девушка «одержима» его бессознательным. Таким образом, она перенимает его грузность и его клоунское чувство трагедии и иронии. Даже в самом счастливом танце она слышит повторяющееся эхо: «Суета, суета, все суета», — и чувствует, как ее ноги наливаются свинцом. В связи с тем что ее модели Логоса не хватает стабильности и внутреннего органа власти, ей также недостает средств, чтобы бороться с депрессией силами порядка и света. Отношения между отцом и дочерью могут быть представлены в виде четырех частной схемы (рисунок 4) [131].

Рис. 4.Психологическая динамика отношений отца и дочери

Некоторые отношения очевидны и сливаются одно с другим:

а) личные отношения;

б) отношения каждого к бессознательному;

в) отношения Анимуса и Анимы, осложненные теневыми аспектами;

г) отношения Анимуса дочери к ее отцу и отношения Анимы отца к его дочери.

Эта схема проясняет бессознательную ситуацию. Мать (материя, тело) бессознательно связана с сенексом и всем его сатурнианским бременем. Возможно, комбинация этих двух архетипов ответственна за то, что фигура тучной девушки преждевременно приобретает формы взрослой женщины.

Если имело место разногласие между родителями и отец в своем разочаровании переместил проекцию своей Анимы на дочь, она бессознательно превратилась в его невесту-ребенка, изнасилованную еще до достижения половой зрелости. Но этому супругу она может оставаться верной до конца своей жизни, будь то в своем выборе мужа, в своей неспособности выйти замуж или привнести Эрос в сексуальность. Бессознательно она может быть втянута в инцестуозный брак. (В терминах Фрейда, у нее комплекс Электры.) Пока она не распознает, что ее отец-любовник — это ее собственный внутренний идеальный мужчина, которого не следует проецировать на реального мужчину, она может потратить всю свою жизнь на поиск своего призрачного любовника. Если она найдет свой «идеал», она может оказаться в ситуации, трагичной вдвойне, потому что золотые стрелы, вероятно, поразят пуэра, ищущего мать-невесту. Их брак тогда окажется двойным инцестом.

За комплексом отца скрывается архетип бога-отца. Пуэлла, обожающая или идеализирующая своего пуэра-отца, будет искать в этом Боге свет и справедливость, хотя бессознательно она может бояться Его предательства. Сознательно она ищет красоту и истину; бессознательно темные силы в ее пуэре-Анимусе восстают против справедливого Иеговы, и невольно она может соединиться с Люцифером. В литературе полно подобных «невинных девиц».

В «Элоа», поэме Виньи, возлюбленная дьявола — дева-ангел, никогда не спускавшаяся на землю. Она была дочерью Христа, появившаяся из слезы, пролитой Христом на могиле Лазаря. Ее миссией было утешение отчаявшихся. Она представляет собой небесный архетип тех смертных женщин, которые отдают свои жизни страдающим мужчинам в надежде поддержать и спасти их. Не чувствуя себя счастливой на небесах со своими братьями-ангелами, она жаждет спуститься в ад, чтобы утешить своих проклятых братьев, которые нуждаются в ней. Ангелом, больше всего нуждавшимся в ее симпатии, был сам Люцифер. В один прекрасный день она познакомилась с ангелом удивительной красоты и с чарующим красноречием. Не зная, кто он такой, наивная девица пленилась его слезами и роковым очарованием. Ее жалость превратилась в любовь. Окутанные облаком, они вместе перешли в ад, но их диалог был нечаянно услышан хором херувимов:

Оu me conduisez-vous, bel ange? — Viens toujours.
— Que votre voix est triste, et quel somber discours!
N’esl-ce pas Eloa qui souleve ta chaine?
J’ai cru t’avoir sauvé. — Non, e’est moi qui t’entraine.
Si nous sommes unis, pen m’importe en quel lieu!
Nomme-moi done encore ou ta Soeur ou ton Dieu!
— J’enleve mon esclavec et je tiens ma victime.
— Tu paraissais si bon! Oh! qu’ai je fait? — Un crime.
— Seras-tu plus heureux? du mo ins, eat-tu content?
— Plus trisle que jamais. — Qui done es-tu? — Satan [132].

Соблазненная его одиночеством и своей собственной жалостью, Элоа с тоскою спрашивает в последних двух строчках: хотя она не сделала его счастливым, быть может, он хотя бы удовлетворен? После чего последовал ответ, которого она, должно быть, опасалась: «Еще печальнее, чем когда-либо». — «Кто ты?» — спрашивает она. «Сатана», — отвечает он.