Язаматка не ответила, просто осуждающе посмотрела на него. Ему вдруг захотелось схватить ее, перекинуть через плечо, рвануть сквозь лес, обхватив упругие бедра, вдыхая запах тела. А потом бросить в траву и…
Стряхнув морок, спросил:
— Вы куда идете?
— В Херсонес.
Орпата заулыбался:
— Вот там и встретимся. Я тебя найду.
— Вряд ли, — насмешливо бросила язаматка, — мы там не задержимся, в Гераклею поплывем.
Орпата хотел спросить — зачем, но девушка бросилась бежать.
— Как тебя зовут? — крикнул он вдогонку.
Из чащи еле слышно донеслось:
— Быстрая Рыбка…
Возвращаясь к стоянке, он вдруг понял очевидную вещь: порученец Кизика через кишащие таврами горы, с риском для жизни пробирается в Херсонес, чтобы оттуда срочно плыть в Гераклею. Ясное дело — за военной помощью. Но зачем ему язаматка?
Чтобы узнать это, нужно взять самого Саммеота.
"Ах ты тварь, — зло подумал он, — от меня не уйдёшь".
В одну из прогулок одрис спросил Миртию:
— Как ты оказалась в храме Афродиты?
Элевтера закусила губу. Другому она не стала бы открываться, но Спарток…
— Мне исполнилось девять лет, когда умерла мама. Из пятерых детей я была старшей. Вскоре отец завел сожительницу — Корину. Невзлюбила она нас — сама-то не рожала. И зачем только он ее в дом привел?
Вопрос повис в воздухе.
Вздохнув, Миртия продолжила:
— Корина работала кладовщицей на чужом винограднике. А отец любил выпить. Вот она и таскала ему вино каждый день. Он как глаза зальет, ему на все плевать. Мы дома и себя, и его обслуживаем, пока он пьяный валяется. Она вечером придет, а он сюсюкает, ластится к ней, понимает, что опять принесла. Потом ее поймали на воровстве, избили, но оставили уборщицей в поместье. Корина тогда вообще перестала у нас появляться. Вина в доме ни капли. Отец ходил ошалелый, рвал и метал, мы по углам прятались… Продал все, что можно.
Она смахнула слезу краем пеплоса:
— А однажды привел жрицу Афродиты, показал на нас и говорит: "Выбирай". Та ощупала каждого, словно скотину на рынке, в рот посмотрела и забрала меня с собой. Вот так я и стала гиеродулой.
— Ясно, — на скулах Спартока заиграли желваки.
История, конечно, тяжелая, но вполне обычная.
— Как гиеродула становится элевтерой? — спросил он.
— Проходит обряд посвящения. Для этого устраивается мистерия[204] в большой праздник, например весной на Великие Дионисии, осенью на Великие Элевсинии или Тесмофории в честь Деметры. На празднике Апатурий пантикапейцы чествуют сразу трех богов — Афродиту, Ахилла и Великую Гилейскую Мать.
— Храмы в эти дни, наверное, ломятся от дарителей, — заметил Спарток.
Миртия улыбнулась:
— В Пантикапее мало храмов. Многие фиасы имеют только алтарь или статую бога на теменосе чужого храма. Вот к ним адепты и несут дары.
— Мистерии тоже организуете совместно?
— Нет, каждый фиас проводит обряд в свой праздник, но никто не может, например, помешать жрецам Афродиты совершить таинство во время праздника Деметры, и наоборот. Желающих стать мистами[205] столько, что фиасы используют для этого любую возможность. На Боспоре суровый климат, поэтому у нас не так много праздников, как в Элладе.
— Элевтера — это личный выбор, — настаивал одрис.
Миртия покраснела, понимая, к чему он клонит.
— Да, не каждая девушка на такое способна. И не каждая обладает необходимыми данными. В первую очередь броской внешностью.
— Для чего? — продолжал допытываться Спарток.
Он был уверен, что знает ответ, но хотел услышать его от меотки.
— Элевтера служит богине любви, продавая свою любовь.
В глазах одриса зажглось бешенство:
— Значит, слухи про тебя и Кизика — это правда?
Миртия остановилась.
Ее голос дрожал от обиды, когда она выпалила ему в лицо:
— А ты сам как думаешь?
Затем развернулась и быстрыми шагами пошла прочь.
Лишь бросила через плечо, даже не пытаясь сдержать слезы:
— Это не твое дело… И не приходи сюда больше!
Филопатра, как всегда, тайком наблюдавшая за парой из-за колонны, нахмурилась…
Спарток снимал кнемиды, когда вестовой доложил ему, что в приемной ждет важный посетитель. Филопатра вошла стремительной походкой. Несмотря на преклонный возраст, она выглядела бодрой и энергичной.
— Миртия передала мне ваш разговор, — без обиняков начала жрица. — Зачем ты ее обидел?
Спарток фыркнул:
— Я просто сказал то, что всем и так известно.
— Что именно?
— Про нее и Кизика.
— Это ложь! — выпалила Филопатра. — Да! Я получила деньги от Кизика. Но не за Миртию.
Спарток молча ждал объяснений.
— У фиаса Афродиты много земли. Нам столько не надо, потому что домохозяйки не пашут, а матросы и рыбаки бороздят совсем другие просторы. Так вот, я продала землю за Пантикапой Кизику. Об этом никто не знает, мы решили не разглашать сделку.
— Почему?
— Все, что растет на земле Афродиты, должно принадлежать фиасу Афродиты. Пшеницу потом трудно будет продать, люди у нас набожные.
Спарток посмотрел в сторону, в его глазах отразилась боль:
— Не он, так другие, какая разница.
— Элевтера — не значит шлюха! — возмутилась Филопатра.
Она подошла к нему ближе:
— Посмотри на меня, я немолода, пора искать замену. Миртия подходит для этого лучше других.
— Тебе рано думать о смерти.