Читаем Сова летит на север полностью

Потом медленно направился к трибуне знати. Судья спохватился, только когда атлет приблизился на расстояние прицельного броска. Он закричал и замахал руками, но копьеметатель не обращал на него никакого внимания и вдруг перешел на бег. Наперерез метнулись охранявшие трибуну гоплиты.

Отшвырнув в сторону ритон, Перикл вскочил. Такое он уже видел раньше: перекошенное от ярости лицо, смертоносный замах… И знал, что нужно делать. Архонты замерли в немом ужасе.

Когда до трибуны оставалось не больше десяти оргий[202], атлет метнул копье. Перикл молниеносно отклонил торс в сторону. Копье пролетело на расстоянии ладони от его груди и пригвоздило к скамье сидевшего за ним афинского зерноторговца.

Повторить бросок атлету не дал гоплит: сшиб с ног ударом щита. Неудавшегося убийцу поволокли в подвал стадиона. Били долго, умело, жестоко. Потом доложили Периклу: "Гиппоник". К этому моменту закончились забеги и состоялись все пять попыток в прыжках.

На стадион вошел таксис эпибатов.

Гиппоник бросился вверх по проходу между трибунами. Ему подставили ножку — он упал. Но эпибаты так и не смогли его взять: бывший архонт поднес ко рту египетский алабастрон. Заговорщика вырвало белой пеной прямо под ноги солдатам, так что Периклу принесли уже мертвое тело.

3

Хармид подбросил сучьев в костер.

Беглецы сидели на каменной террасе над морем, обернувшись попонами. Мокрая одежда сохла на ветках деревьев. Быстрая Рыбка переводила взгляд с одного спутника на другого — и вдруг прыснула в руку.

— Что? — иларх сделал строгое лицо.

— Чудно на вас глядеть… Гроза тавров… Без штанов, — она залилась смехом.

Посмотрев на Памфила, Хармид тоже улыбнулся:

— Да уж… видок. А сама-то…

Он быстро нагнулся, откинул край попоны, при этом у нее оголились бедра.

Взвизгнув, язаматка запахнулась.

С улыбкой сказала:

— Я женщина, мне любой наряд к лицу.

Памфил перевернул ветку с нанизанными летучими мышами, затем аккуратно сорвал зубами шмат волокон на пробу. Перед тем как зажарить пещерных грызунов на вертеле, он отсек им головы, внутренности вырезал, а тушки опалил. По вкусу мясо напоминало цыпленка.

О пережитом старались не говорить. Каждый со стыдом вспоминал минуты слабости, когда от безысходности и отчаяния хотелось забиться в угол и больше не вставать. Погони они не боялись, понимая, что ни один здравомыслящий человек не полезет в этот лабиринт смерти по своей воле.

Воспользовавшись передышкой, язаматка перевязала иларха. Предварительно залепила рану паутиной.

— Куда теперь? — спросил Памфил.

Хармид кивнул в сторону моря:

— Туда.

— Я плавать не умею, — пискнула Быстрая Рыбка.

Иларх посмотрел на нее с упреком:

— Плыть по морю и тонуть в море — не одно и то же.

Потом пояснил:

— Нам в горы больше нельзя, тавры теперь будут следить за каждой долиной. Мы и дня не протянем.

— На чем плыть? — Памфил хотел полной ясности.

Иларх показал рукой на берег:

— Видишь дымок? Там деревня. Ночью тавры оставляют лодки на гальке. Подкрадемся и снимем часового. Пойдем в Херсонес на веслах. Если повезет, то под парусом.

— Что значит — "повезет"? — не унимался Памфил.

— Не все рыбачьи лодки — парусные. Отсюда до Херсонеса не меньше тридцати парасангов. Придется грести по ночам вдоль берега, а там полно скал. На паруснике могли бы сразу выйти в открытое море.

— Понятно…

Памфил расстроился, но, вспомнив ужасы пещеры, решил, что даже изнуряющая ночная гребля лучше смерти в подземелье. Он пристроился в тени фисташки, чтобы подремать.

Вытащив из попоны несколько нитей, Хармид принялся неловко латать дыры в одежде костяной иглой, которую нашел на стоянке древних людей.

— Дай мне, — предложила язаматка.

Сначала иларх смотрел, как она быстрыми движениями накладывает аккуратные стежки, потом спросил:

— Почему твое племя ушло от Рипейских гор именно на юг?

Язаматка пожала плечами:

— А куда? К северу от нас земля исседонов. Энареи пугали, будто за исседонами живут одноглазые аримаспы — люди чудовищной силы. Они могут одной рукой поднять быка и выпить зараз целый колодец. Еще дальше обитают грифоны, которые стерегут золото. Аримаспы погнали на юг исседонов, а те вытеснили нас и сираков. Только гипербореи на Молочном море[203] еще держатся. Но у них есть большие лодки: стоит аримаспам приблизиться, как они уплывают на острова, где цветут сады и бродят стада оленей… Где-то там высится гора Меру — страна богов.

— Почему аримаспы не преследуют гипербореев?

— На чем? В их земле одни голые степи, деревьев нет, не из чего лодки делать.

— Откуда энареям все это известно?

— От исседонов. Гипербореи передают им дары, завернутые в пшеничную солому, исседоны передают нам, мы — сколотам, а те отправляют дальше, пока дары не достигают острова Делос в Эгейском море.

— Кому дары? — допытывался иларх.

— Аполлону. Он ведь сын волчицы, которая пришла из страны гипербореев. Вот они и напоминают ему о себе, чтобы не забывал.

— И как долго это длится?

Оставив шитье, язаматка призадумалась:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза