Памфил зажег факел. Пламя высветило встревоженные лица спутников. Развязав один из мешков с утварью Аполлона, Хармид сунул за пазуху тяжелую пиксиду.
Распределил ношу: Памфил потащит сучья, Быстрая Рыбка — попоны. Перекинул через плечо свернутые кольцом арканы. На прощанье провел по мешкам с сокровищами рукой.
— Пошли, — он решительно кивнул в сторону лаза. — Найдем другой выход.
— А если не найдем? — спросил Памфил.
Хармид пожал плечами:
— Тогда вернемся. Тавры не будут торчать здесь вечно.
Беглецы двинулись в глубь пещеры.
Снизу потянуло холодом, но дышалось легко. Пар белым облачком вылетал изо рта, тут же растворяясь в густом влажном воздухе. Факел выхватывал из тьмы причудливые нагромождения камней, темные трещины, нависающий свод. Быстрая Рыбка накинула на плечи попону, чтобы согреться.
Сталагмиты вставали на пути белыми гладкими столбами. Острые сосульки сталактитов свисали над самой головой. Из провалов били струйки воды, с тихим плеском разбиваясь о скалы.
Хармид вытянул руку: впереди пустота. По обломкам спустились в огромный зал. Остановились, обнаружив под ногами кости животных. Некоторые казались странными — слишком большими для оленя или тарпана. Два выгнутых рога — толстые и длинные — вызывали изумление.
— Я такие видела на Рангхе, — сказала язаматка. — Река берег подмыла, так в глине целый костяк показался. Чудище сидело, выставив рога… Только они не на лбу росли, а изо рта. Энарей подходить не разрешил, сказал, что это пес Аргимпасы, и тот, кто его тронет, зачахнет от грудной болезни.
Хармид ногой пнул останки:
— Может, медведь натаскал?
— Так глубоко медведь не полезет, — заявил Памфил. — Что ему тут делать?
Хармид с факелом в руке сделал круг. Находки сгреб ногой в кучу, сел рядом, начал копаться. По очереди вынимал то каменный топор с проушиной, то костяной наконечник стрелы или иглу, то грузило из мягкого мергеля.
Потом выкатил человеческий череп.
Вывод напрашивался сам собой:
— Стойбище.
— Что это? — спросила Быстрая Рыбка, показывая рукой на стену.
Хармид поднес факел. По серой стене маленькие красные люди гнали оленей. Чуть выше другие люди окружили большое мохнатое животное с толстыми ногами и такими же рогами, как в пещере. Еще одни убегали от хищника, похожего на кошку, но с очень длинными передними клыками.
Здесь и решили заночевать. Первым делом разожгли костер из принесенного хвороста. Протянули над пламенем руки, наслаждаясь теплом.
— Утром проверим, скорее всего тавры уйдут, — обнадежил иларх, понимая, что лезть дальше в провал, который может закончиться тупиком, никому не хотелось.
Развязав узелок, язаматка выложила копченую рыбу и ячменные лепешки. Запили водой из промоины. Улеглись спиной к костру, каждый накрылся попоной.
Хармид обнимал Быструю Рыбку. Она прижималась к нему; ей было тепло и совсем не страшно. А иларх не мог заснуть: думал о том, что на месте тавров оставил бы возле пещеры пикет, чтобы дождаться, когда изголодавшиеся и замерзшие беглецы сдадутся.
Пещера казалась живой. Иларх вслушивался в голос подземелья; в гуле далеких обвалов, стуке камней и звуке падающих капель ему чудился шепот: "Харм-и-и-ид… и-и-ид… Ры-ы-ыбка… а-а-а…"
Когда они проснулись, от костра осталась лишь кучка белых холодных головешек. Памфил отправился к выходу, но сразу вернулся:
— Ждут.
Хармид кивнул: именно это он и предполагал.
Трое уселись вплотную друг к другу, не зажигая огня, — берегли растопку.
— Что будем делать? — спросил Памфил.
— Теперь только вперед, — твердо сказал иларх и почувствовал, как язаматка сунула ладошку в его ладонь.
— Я с тобой, — прошептала в ухо.
Хармид нашарил плечо друга, сжал:
— Идешь?
Тот долго дышал, прежде чем ответить:
— Да.
Путь прокладывал иларх, тыкая перед собой древком копья. Связанные арканом беглецы вытянулись цепью. Если сыромять натягивалась, идущий сзади сразу окликал товарищей.
Залы сменялись провалами, узкие лазы переходили в широкие натечные каскады. Иногда со стен срывались летучие мыши, носились вокруг, наполняя пещеру писком. Тогда приходилось садиться на пол и закрывать лицо руками, пока они не успокоятся.
В одном месте лаз раздваивался. Беглецы встали рядом, зажгли факел — смотрят, не могут решить. Быстрая Рыбка упала на колени, зашептала молитву Великой матери. Поднявшись, твердо указала: "Туда!"
Кое-где приходилось протискиваться под толщей породы. Кожаная одежда вскоре намокла и неприятно облепила тело.
Голос иларха прокатывался по пещере эхом:
— Пригнуться… Теперь ползком… Яма… Справа острый уступ… Осторожно голову…
Ударившись о камень, он разражался грубыми самосскими проклятиями.
Снова заночевали. Теперь уже все вместе — прижимались друг к другу, дрожа от холода и временами проваливаясь в мутное забытье. Исцарапанные в кровь руки саднило.
Утром упрямо продолжили путь.
Факел давно прогорел. Если дорогу преграждал завал, зажигали сухую ветку. Язычок пламени высвечивал то кораллы из мраморного песка, то щупальца сталактитов, то каменные водопады. Даже ширму из тонких хрупких иголочек.
А однажды стена перед путниками замерцала тысячами искр, словно вдруг открылось звездное небо.