Читаем Сова летит на север полностью

Одрис шарит рукой по земле. Нащупал что-то твердое. Махнул! Тавр обмяк, повалился на бок. Спарток бил его по лицу до тех пор, пока оно не превратилось в кровавое месиво. Отдышавшись, одрис отбросил пест для ручной зернотерки, с трудом поднялся.

И, хромая, побрел к теменосу.

Снова подобрал дротик, теперь для опоры. Он понимал, что еще одной схватки не выдержит, поэтому просто шел навстречу судьбе. Впереди раздался конский топот. Спарток выпрямился, обнажил махайру — готовился встретить смерть лицом к лицу.

Умереть не пришлось: улицу заполнила кавалерия с вымпелами Нимфея.

Одрис прижался к стене, пропуская тарентину. Он смотрел на греков, испытывая счастье оттого, что жив, что город спасен, а в победе есть хоть небольшая, но и его собственная заслуга…

Керкеты собрались перед храмом Аполлона Врача. Вскоре к ним присоединились тарентины из Нимфея и Тиритаки. Выжившие греки заполнили окружавшие теменос улицы. К храму подвели пленных тавров.

Спарток уселся на ступеньке. Рядом встали командиры.

— Я приказал убить всех, — сказал он.

Не упрекал, скорее пытался понять.

— Так и будет, — возразил один из керкетов. — Но у нас принято в случае победы принести благодарственную жертву богам. Иначе нельзя — это святотатство.

— Делайте что нужно, — махнул рукой Спарток.

Вскоре тавров одного за другим закололи, а тела скинули в эсхару. Сверху навалили соломы, залили маслом и подожгли. Глядя на клубы дыма, керкеты хором читали молитву. Армейский жрец при этом деловито нанизывал отрубленные кисти рук на шнур.

Санитар перевязал одрису бедро, после чего тот приступил к обсуждению плана по очистке города от трупов, а также помощи раненым и потерявшим кров горожанам.

<p><strong>Глава 6</strong></p>

Год архонта Феодора, скирофорион[190]

Таврика, Боспор

1

Такой грозы еще не было.

Молнии со всех сторон пробивали густой туман яркими вспышками. Одна за другой — беспорядочно, страшно, неожиданно. Казалось, будто злобные боги взбесились и решили зачистить вершины сопок от всего живого.

Приподняв край капюшона, Хармид посмотрел вперед: ни просвета в облаках, ни спасительного солнечного луча. Тучи навалились влажной грудью на дальний хребет, перекатывая свинцовые мускулы и недовольно порыкивая, словно хотели задушить его, освежевать, а потом выкинуть в море то, что останется.

Ливень налетел вместе с порывом ветра. Забил косыми струями, наполнив долину тревожным шелестом. И вдруг прекратился — так же внезапно, как начался.

Отряд продвигался по берегу реки, которую окружали поросшие лесом холмы с лысыми верхушками.

Хармид покосился на язаматку. Та заметила, показала рукой на вершину в форме двух острых выступов, соединенных перемычкой:

— Кот!

Улыбнулась и мяукнула.

— А эта? — спросил он, ткнув камчой в сторону бесформенного нароста, на первый взгляд не похожего ни на что.

Быстрая Рыбка заквакала.

Иларх пожал плечами.

Когда справа выросла вершина с двумя округлыми пиками, язаматка начала жевать, смешно надувая щеки, и делать волнообразные движения руками — будто верблюд идет мерной поступью.

— Верблюд, — угадал Хармид.

Она радостно закивала головой.

Чтобы найти сухое место для ночлега, нужно было выбираться из долины. Беглецы полезли вверх по склону, держа коней в поводу. Дождь прекратился, но тишину леса нарушал шелест срывающихся с листьев капель.

Когда на пути поднялись высокие сосны, Хармид дал отмашку остановиться. Показал рукой на заросшую кустами боярышника дыру в скале: лучшего места для ночлега не найти.

Зашел в пещеру первым, огляделся: судя по разбросанным повсюду костям, сюда приносит добычу хищник. Изучив отпечатки лап, понял, что это медведь.

"Ладно, — решил он, — костер зажигать не будем. Хозяин горы не сунется, учуяв людей. Если что — отобьемся, нас трое. Но коней придется сторожить".

Не успели расположиться, как ворвался Памфил:

— Тавры! Человек тридцать!

— Близко?

— Остановились у ручья.

Хармид плюнул в сердцах: по следам идут. С таким многочисленным отрядом вступать в бой бессмысленно — верная смерть.

Он зажег факел и посветил перед собой. В толщу горы уходил лаз — темный, извилистый, полузасыпанный обломками.

Повернулся к спутникам:

— Если обложат пещеру, полезем туда…

Приказал Памфилу:

— Сними попоны, коней отведи подальше и отпусти… Да, арканы забери!

Увидев сомнение на лице товарища, жестко сказал:

— Другого пути нет!

Соорудив перед входом завал из коряг и камней, беглецы замерли в тревожном ожидании.

Вскоре послышались голоса. Сквозь дыру в завале Хармид видел, как преследователи разделились: часть отряда поскакала в ту сторону, куда Памфил увел коней, оставшиеся спешились. Один из них приблизился к пещере, внимательно осмотрел землю. Другие принялись разбирать кучу.

Иларх повернулся к Памфилу:

— Дай-ка лук.

Стоило следопыту показаться в проеме, как он выстрелил.

Тавр с криком повалился на спину. Остальные отскочили под укрытие деревьев. Внезапно еловая лапа закрыла солнечный свет. Хармид понял, что дикари начали укладывать перед входом валежник.

— Плохо дело, — сказал он. — Сейчас начнут выкуривать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза