Читаем Сова летит на север полностью

Покинувшие строй отдали стрелы товарищам.

— Командиры тарентин — ко мне!

Всадники подъехали, чтобы выслушать приказ.

— Идем походным строем, без остановки. Разведчики впереди. Вооружить всех — поваров, конюхов, жрецов. Знаменосцам поднять афинские вымпелы. В бой вступаем с ходу. Пленных не брать. Вперед!

Илы рысью ушли в степь.

Ночное небо накрыло Боспор мерцающим покрывалом. С северо-запада повеял ветер, растревожив ковыль. Луна высвечивала курганы, пирамидки кипарисов, кудри фисташек.

Ночные разъезды Тиритаки и Нимфея, повстречав разведчиков, мчались обратно в город, чтобы сообщить о приказе Спартока: Китею нужна поддержка. По проселочным дорогам к Понту потянулись цепи всадников. Боспор собирал силы в кулак для удара по банде горцев.

Под утро степь осветилась заревом: горели деревни китейской хоры. Керкеты видели трупы мужчин, женщин, детей. Многие были изуродованы. Ошалелые собаки бросались под ноги коням, все еще защищая мертвых хозяев.

Отряд Спартока вошел в город как нож в масло — не снижая темпа и плотным строем. Рассыпавшиеся лавой тавры скакали вокруг, осыпая его стрелами. Керкеты отвечали.

За валом илы разделились на тарентины. Каждая с боем прорывалась к своему объекту: эсхарам[188] — центральной, западной и восточной, а также к храмам — Деметры и Коры, Диониса Ленея, Аполлона Врача.

Тарентина одриса пробиралась по кварталу ремесленников. Места между глухими стенами хватало только для одного коня, поэтому керкеты ехали друг за другом. Услышав шум драки, двое или трое воинов сворачивали под арку, чтобы помочь горожанам.

С крыши выстрелили — следующий за одрисом всадник вскрикнул и свалился с коня. Тавра сбили ответным залпом.

Над стеной вдруг выросла фигура, с рычаньем ткнула копьем в керкета. Ударом меча Спарток сломал копье, а в ворота уже бросились товарищи убитого — мстить.

Из пастады выскочил тавр, рубанул клевцом. Раздался треск — Спарток едва успел закрыться щитом. Тут же прыгнул на нападавшего с коня. Оба упали. Одрис оказался сверху, полоснул врага ножом по горлу.

Поредевший отряд уже свернул в проулок. Спарток вскочил в седло, завертел головой. Внезапно из-за угла вылетел всадник: черная шкура, к седлу привязана отрубленная голова. Увидев одриса, понесся прямо на него. Сшиблись! Тавр махнул мечом. Спарток увернулся, сразу ответил — тот подставил щит.

Оба соперника кружились на месте, пытаясь достать друг друга клинками.

Разъехались, снова съезжаются. Понеслись. Резко откинувшись назад, Спарток пропустил лезвие над головой и полоснул врага махайрой по бедру. Тавр со стоном обмяк. Попытался ускакать, но сил не хватило. Он закачался, выпустил меч из рук. Развернувшись, одрис добил его ударом в шею.

Из ворот дома выбежал мальчик в окровавленном хитоне. Подняв нож, заорал, побежал на Спартока.

Пришлось крикнуть на греческом:

— Я свой!

Китеец остановился, сполз по стене, плачет.

Вопли из соседнего двора. Пригнув голову, Спарток въехал в ворота. Повезло: стрела щелкнула по кладке над шлемом. Но стрелок не успел снова натянуть лук — к нему метнулась женщина и вонзила в бок вилы.

Из дома выскочил тавр. Одрис понесся на него. Тому бежать некуда — стоит у стены, ждет, выставив копье. Когда Спарток осадил коня, тавр ударил в незащищенное подбрюшье. Конь заржал от боли и рухнул набок, подмяв тавра. Одрис покатился по земле, но тут же вскочил. Тавр тщетно пытался выбраться из-под туши. Спарток подбежал к нему, зарезал.

Отдышавшись, зашел в сарай — и отвернулся, чтобы не смотреть на страшное. У порога лежал труп мужчины с серпом в руке и развороченной грудью. За ним в сене раскорячилась мертвая девушка: хитон задран, живот в крови…

Спарток поднял чужой щит, чуть дальше подхватил с земли дротик. Он шел по городу, понимая одно: нужно добраться до теменоса при храме Аполлона Врача — там керкеты.

Вокруг крики, стоны, кто-то молит о помощи…

Вот греки топят тавра в зольнике[189]: засунули по пояс в чан, один держит за ноги, другой давит сверху.

В яме для засолки рыбы среди осетров, камбалы и кефали плавают два трупа в хитонах лицом вниз. У женщины в спине торчит стрела. Мужчина безголовый.

А вот виноградный пресс, под ним тело грека. Несчастного пытали перед смертью, под конец просто раздавили голову плитой. Кровь стекает по желобу в лохань, наполняя ее вином смерти.

Женский крик совсем рядом. Спарток бросился во двор. Над трупом гречанки склонился человек в черной шкуре, рвет с шеи гривну. Повернулся — увидел бегущего одриса, подхватил с земли копье.

Спарток метнул дротик. Тавр увернулся, при этом потерял равновесие, неуклюже упал, но успел ткнуть острием — одрис почувствовал, как бедро обожгла острая боль. Спарток упал сверху, давит щитом. Попытался вытащить махайру из ножен — тавр не дает, обхватил ногами.

Боль в бедре, сознание уходит. Спарток выпустил щит, повалился на спину. Противник уселся сверху, достал нож. Еще секунда — и конец.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза