Читаем Сова летит на север полностью

Ксенократ кивнул: теперь все ясно. Быстро прикинул в уме — такой участок стоит не меньше трехсот драхм.

Буркнул:

— Получишь, если дело выгорит.

Отослав гостя на кухню, приказал позвать Кизика. Когда изгой пришел, оба улеглись на клинэ. Ксенократ махнул слугам рукой — давайте завтрак. Сразу перешел к делу.

— Сенамотис сообщает, что Октамасад решил принять сторону Перикла.

Кизик досадливо мотнул головой:

— Собака! Чтоб ему эринии мозг высосали!

— Дело дрянь, но поправимо.

— В смысле?

— У Перикла есть сколоты, а у нас будут тавры.

От неожиданности Кизик сел, с надеждой глядя на друга.

Ксенократ продолжил:

— Сам знаешь — они как кошка с собакой. Ссорятся из-за каждого пастбища, потому что сколоты лезут в чужие горы, будто им своих степей мало. Но нам это на руку. Так что собирайся: поедешь к Туру договариваться.

— Я?

— А кто? Ты пока ничего не сделал, чтобы вернуть власть. Только восковые куклы жжешь да ругаешься.

Увидев сомнение на лице собеседника, Ксенократ рявкнул:

— Может, тебе не надо? Так мне тоже не очень-то надо. Перикл не ко мне приплыл, а к тебе. Пока мои эмпории забиты зерном, я всегда найду покровителей.

— Не надо? — Кизик побледнел. — Я из-за него все потерял…

Он вскочил — злой, лицо перекошено.

Закричал:

— Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девой, богами и богинями олимпийскими и героями, владеющими Пантикапеем и его хорой… Пока я жив, нет у меня хуже врага, чем Перикл. Буду мстить до конца дней своих, а когда умру, за меня отомстят дети.

— Другое дело, — спокойно заметил Ксенократ, поливая мидию уксусом. — Кстати, мне тут фракийские купцы рассказали интересную историю. Оказывается, Спарток и Октамасад родственники.

— Тогда понятно: рука руку моет, — кисло протянул Кизик, пытаясь совладать с чувствами.

— Вовсе нет, — Ксенократ усмехнулся, — Спартака на самом деле зовут Спарадоком, он — дядя Октамасада по матери. Младший брат Спарадока, Ситалк, — это нынешний басилевс одрисов. Так вот, после смерти Тереса трон одрисов перешел к Спарадоку, но Ситалк сверг его и сослал к союзникам, бизалтам. Спарадок там прижился, завел семью, потом с небольшим отрядом ушел в Ольвию. Через несколько лет Ситалк заподозрил Спарадока в подготовке переворота и сговорился с Октамасадом, чтобы тот его выдал в обмен на брата Октамасада — Скила. Октамасад своего брата казнил, а Ситалк своего — нет.

— Странная история, — Кизик слушал с интересом. — Чего проще — голову в петлю или топором по шее, и вопрос с соперником решен.

— Верно, — согласился Ксенократ. — Ситалк дважды проявил слабость. Первый раз — когда сверг брата, второй — когда заполучил его в обмен на Скила. Интересно — почему?

— Да плевать! Главное, что Октамасад и Спарток — враги. Иначе и быть не может. Подожди… — Кизик вытаращил глаза от изумления. — А Октамасад знает, что Спарток — это тот самый Спарадок… его дядя?

— Непонятно, — задумчиво процедил Ксенократ. — Сенамотис об этом не пишет.

— Теперь узнает! — довольно заключил Кизик. — От нас. Помирятся они или нет — это еще вопрос, а мы за это время организуем оборону и договоримся с Туром.

Ксенократ приказал привести нимфейца. Вскоре довольный крестьянин на нагруженной подарками повозке выехал из Феодосии…

Тур согласился встретиться только на своей территории. Кизик пошел в горы с небольшим отрядом гоплитов. Посоль-ству предстояло пересечь два хребта, а затем подняться на крутой берег моря.

Ориентиром для места встречи должна быть скала в воде, с большой дырой, которую тавры называют Оком Тагимасада. По мнению варваров, бог морей будет незримо присутствовать на встрече, чтобы оградить своих детей от неправильного решения.

Прибыв на место, Кизик опасливо огляделся. Глубоко внизу, под обрывом, шумели волны. Вокруг торчали шесты с насаженными на них головами — полусгнившими, с клоками волос и остатками провяленной на солнце кожи. Возле скалы высился каменный истукан змееногой богини с орнаментом по цоколю в виде пальметт и голов грифонов. К левой руке идола была подвешена свежеотрубленная голова. На земле белели черепа.

Кизик догадался: Тур не случайно назначил встречу в этом жутком месте — пусть у гостей сложится правильное понимание того, во что они ввязываются.

Время неумолимо бежало. Приближался вечер. Внезапно склоны холма почернели от высыпавших людей в шкурах. Тур показался из балки на арбе с огромными — в рост человека — колесами, которую тянула четверка волов.

Басилевс был облачен в накидку из человеческих скальпов. Скальпы — ладно, Кизик насмотрелся на военные трофеи варваров. Но он содрогнулся, увидев пояс хозяина Тавра: отрубленные кисти рук сжимали скрюченными пальцами кожаный ремень. На голове дикаря торчало чучело канюка с раскрытым клювом и расправленными крыльями.

Робеющий толмач вышел вперед.

— Ты кто? — вместо приветствия спросил Тур.

— Кизик, эсимнет Пантикапея.

— Там сейчас Перикл за главного. Значит, ты — никто.

Кизик возмутился:

— Я — посол Ксенократа. Он бы не прислал кого попало.

— Что надо?

— Твоя дружба. Взамен Ксенократ предлагает свою… — посол помедлил. — И я — свою.

— Зачем мне с тобой дружить? У тебя ничего нет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза