Совдетство 2. Пионерская ночь

– Ладно, будь здоров – не кашляй! – И местные юркнули в заросли иван-чая.

Мы отругали Вовку за безответственность, а вернувшись в палату, заняли у Жиртреста мятные леденцы, заставив друга сосать конфеты до тех пор, пока табачный дух не исчезнет, а то некурящая Эмма точно учует.

– Ну, дыхни! – требовал я совсем как Лида у Тимофеича в день получки.

– Ну что? – опасливо спрашивал Козловский, перхнув на меня табачищем.

– Чувствуется, соси дальше!

Когда Жиртрест, изнывая от жадности, отдал нам последний леденец, для проверки вызвали Нинку Краснову, и Вовка старательно дыхнул на нее. Она задумчиво сморщилась и, поразмышляв, определила:

– Мятные.

– Тебя про папиросы спрашивают!

– А-а-а… Скорее всего – «Север».

– Ты-то откуда знаешь?

– Григорий Антонович такие курит.

– А кто это?

– Мамин друг.

– Ну и дура – иди отсюда!

Впрочем, в тот раз обошлось. Но теперь я думаю: лучше бы Козел попался на курении и одумался под угрозой высылки в Москву. Постепенно Вовка оборзел и всерьез спутался с востряковскими, он стал исчезать из лагеря, обычно во время кружковых занятий: Голубу говорил, что идет в клуб клеить эсминец или ловить позывные полярников, а руководителю радиосудоавиамодельного кружка Попову врал, будто его бросили на подготовку концерта к родительскому дню. Вернувшись к ужину, Козел, захлебываясь, рассказывал, как запускал с местными ракету, которая взлетала благодаря старой фотопленке. Туго свернутая, закатанная в фольгу и подожженная, она извергала вонючую реактивную струю – и ракета уносилась к облакам.

Вовка живописал нам, как мотался на тарзанке, привязанной к старой ветле над колхозным прудом. Захлебываясь, хвастался, как они тайком жарили в лесу на костре голубей, набитых из рогаток. Мы с Пашкой, хоть и завидовали, но предупреждали друга, что дело кончится очень плохо. Не помогало, Козел словно сошел с ума. Однажды внезапно созвали сбор дружины. В лагерь привезли ветерана, звенящего медалями, как цыганка монистами. И нам пришлось вдохновенно врать подозрительному Голубу, что, мол, не явившийся Лещинский пошел в медпункт из-за боли в животе.

– Понос? – насторожился вожатый.

– Наоборот, – нашелся я.

– Ерунда, – успокоился Коля. – Одна таблетка пургена – и на семь метров против ветра…

Вообще-то пурген изобретен для того, чтобы подсыпать его врагам в компот, выводя неприятеля из строя, но при необходимости лекарство можно использовать и для борьбы с запорами.

18. Скверная история

Гвоздя вскоре поймали в Домодедове. Если верить рассказу Голуба (мы слышали через стенку), бандит сначала залег на дно и затаился, но как-то раз, страдая похмельем, он выбрался чуть свет с хазы и пошел на первый сеанс – утром пиво можно достать только в бане или кинотеатре. Подлечившись «рижским», злодей собрался уходить, но тут выяснилось, что перед фильмом прокрутят не занудно-бодрые «Новости дня», а смешной «Фитиль», и Гвоздь задержался, чтобы вместе со всеми позубоскалить над бюрократами, жуликами, взяточниками, прогульщиками, бракоделами, нарушителями общественного порядка, мешающими нам жить. Однако в буфете его кто-то опознал и позвонил в милицию, те примчались и взяли рецидивиста прямо в зале, попросив зрителей сохранять спокойствие.

Но и после ареста Гвоздя строгий режим в лагере не отменили. Наоборот, вскоре с треском отправили домой, опозорив на линейке, еще двух парней, которые отлучались тайком на Рожайку, чтобы нырнуть с плотины. Ну, сбегали и сбегали – на здоровье! Зачем же об этом во всеуслышанье хвалиться перед девчонками? Кто-то сразу заложил, у Анаконды везде свои люди. Вожатый первого отряда Федор на педсовете пытался за ребят заступиться, намекнув, что, мол, ситуация до смешного напоминает кинокомедию «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», где Костю Иночкина изгоняют из лагеря за самовольное плаванье в реке, хотя он спортсмен-разрядник. Лучше бы Федя, по прозвищу Амбал, помалкивал!

– А я, значит, по-твоему, товарищ Дынин? – зловеще спросила Анаконда.

И началось: здесь вам не кино, а детское оздоровительное учреждение! Это в кино пионеры не тонут, а в жизни еще как тонут! Это в комедиях педагогов не сажают за погибель детей в тюрьму, а в жизни еще как сажают! В общем, Федор схлопотал выговор с предупреждением за развал дисциплины в отряде.