Совдетство. Узник пятого волнореза

И в самом деле, старый потрескавшийся буфет с посудой, вся кухонная утварь, тазы, кастрюли, сковородки, керосинки перекочевали сюда, где со временем появится первый этаж, а пока были лишь утоптанный земляной пол да едва начатая задняя стена, упиравшаяся в сетку-рабицу. Появилась больничная тумбочка с телевизором «Рекорд», а когда-то мы ходили смотреть мультики к зажиточным Сандукянам. Даже Сандро, смиряя грузинскую гордыню, шел к шурину-армянину, если передавали футбол.

— Ого! Телик! — воскликнул я.

— Сломался… — буркнул Ларик.

— Хоромы! Клад, что ли, нашла? — снова поддел Башашкин. — Разоружись перед партией! Сандро банк, наверное, сорвал?

— Пуп он себе сорвал, за медсестрами бегая! — огрызнулась хозяйка. — Накопила. Мандарин три года подряд обсыпной родился! Ну, и Мурман одолжил. Тигран помогал…

— Свежо предание! — недоверчиво усмехнулся Батурин.

— А старую кухню сдаешь? — уточнила рачительная тетя Валя.

— Вот еще! Мы там с Лиской спим. Ларик теперь отдельно — мужик, скоро девок начнет сюда таскать!

— Ну, джигит. — Дядя Юра хлопнул его по спине. — Есть куда жену привести!

— Вот еще! Пусть сами тут живут, а мне секцию в Сухуме купят, — проворчал мой друг: секциями здесь называют отдельные квартиры в новостройках.

— Ага, спешу и падаю! Кому ты нужен, двоечник? — рассердилась хозяйка. — Да и на какие шиши секцию покупать? В долги до самой смерти влезла!

— А в избушке у тебя кто? — не унималась любопытная Батурина.

— Нелька. С Давидом.

— Не разбежались еще? — удивилась тетя Валя.

— Нет, представь себе! Так с двумя бабами и живет, султан хренов! Ну пошли, что ли, альпинисты!

На второй этаж вела бетонная лестница, явно не рукодельная, а заводского производства. Как можно со стройки утащить мешок цемента или пучок арматуры, я представляю. Когда у нас во дворе общежития завелся бездомный щенок, мы соорудили ему конуру из кирпичей и шифера, позаимствованных со стройплощадки в Налесном переулке. Но как безнаказанно упереть с объекта лестничные марши, я не понимаю! Перил у лестниц пока еще не было, и мы с Лариком тащили тяжелый «сундук» с предосторожностями, боясь оступиться. Мой приятель кряхтел от натуги и ворчал под нос:

— Зачем жениться, если любую дуру можно подогреть!

Наверху располагались три комнаты, но готова к приему жильцов была только одна, две другие стояли еще не оштукатуренные, с пустыми оконными и дверными проемами, кроме того, там сложили строительные принадлежности: грубо сколоченные козлы, бочки, ведра, банки с краской, мастерки, валики, большие кисти на длинных палках…

Наша «зала», пахнущая свежей побелкой, была самая просторная с полуторной семейной кроватью, раскладушкой и тумбочками, точь-в-точь как у нас в пионерском лагере в корпусе для персонала. На стене висели картинки, вырезанные из «Огонька» и вставленные в самодельные рамочки: Аленушка на берегу омута и Царевна-лебедь, удивительно похожая на Ирму Камолову, которая в этом году так и не приехала в «Дружбу», хотя я очень ее ждал.

Мы занесли пожитки, и простора в помещении сразу поубавилось.

— Хоромы! — восхитилась тетя Валя. — Ой, парни, не крутитесь под ногами, дайте разложиться!

— Может, перекусите с дорожки? — предложила Нинон. — Я целую кастрюли харчо наварила.

— Спасибо, Егоровна, мы в поезде поели — от пуза! — ответил Башашкин, для достоверности хлопнув себя по «большому полковому барабану», перечеркнутому зеленой полоской.

— Ну, тогда устраивайтесь, а я пойду известку заквашу. Мне к бархатному сезону еще бы одну комнату справить! Не успели к августу… Эх!

— Айда на море! — позвал Ларик.

— Может, сначала пики приготовим? — предложил я.

— Потом. Просто окунемся! А еще… — он понизил голос, — сегодня испытуха.

— С рапаном?

— Нет.

— А что — это мысль! — обрадовался дядя Юра. — Валюш, мы пойдем, чтобы тебе не мешать?

— Да уж идите! Смотри, не сгори, Пцыроха! — предупредила она. — Сейчас солнце самое злое!

— Все будет — хоккей! — ответил я.

— Это так теперь в Москве говорят? — встрепенулся мой друг.

— Ага!

— Надо запомнить.

Переодеваясь, я глянул в распахнутое окно: сквозь разлапистые листья инжира открывался вид на потемневшую шиферную крышу с телевизионной антенной, похожей на большую букву «Т». Там жили Сундукяны, построившие жилье на десять лет раньше, чем Суликошвили, — и это страшно угнетало Сандро. Выпив вина, он порой начинал хвалиться, каким большим и красивым будет его новый дом — на зависть всем соседям, прежде всего шурину — Мишке-армяшке, которого все звали «Мишаном». Живым я его не застал, но все о нем вспоминали как об очень сильном и добром мужике. А вдова, сестра Сандро Машико, до сих пор носила по нему траур.

Я сбросил попугайский наряд, с наслаждением переобулся в легкие вьетнамки, надел старые шорты, выцветшую майку с короткими рукавами, хотел прихватить с собой маску с трубкой, но решил отложить ныряние до лучших времен.

— Голову покрой — напечет! — крикнула вдогонку тетя Валя.