Взгляд Маркса был ограничен шорами Просвещения, поэтому его теории носят определённый отпечаток того времени. Букчин указывает на эти ограничения в различных критических работах и в итоге отвергает идею Маркса о классовом превосходстве как слишком ограниченную и близорукую для понимания современных проблем социальной организации и экологического разрушения. Вместо этого Букчин фокусируется на анализе иерархии и превосходства, рассматривая историю человечества для понимания комплексного взаимодействия между человеческими сообществами и природным миром, в котором они существуют. Изучая прошлое, Букчин показывает, каким образом господство человека над природой развилось из иерархии и господства человека над человеком. В итоге мы видим, что экологические проблемы — это проблемы социальной организации и конкретных видов общественного устройства, а не «естественная» стадия развития человечества. Мы слишком часто придерживаемся логики истории, запечатлённой в «экономической и технической неумолимости, которую мы наложили на настоящее» [139], поэтому не можем критически осмыслить переменчивое будущее. По этой причине Букчин стремится к изучению истории человечества, рассматривая и наши заблуждения, и наши возможности.
Оглядываясь назад, мы видим, что господство человека над природой тесно связано с господством человека над человеком. В этом разделе я рассматриваю социальную экологию Мюррея Букчина в качестве альтернативного теоретического фронта для понимания того, как люди относятся к природе. Я также выясню, как можно использовать теоретическую базу Букчина для рассмотрения отношений людей и животных и каким образом она может предложить нам другой способ понимания превосходства одних над другими.
Перспектива социальной экологии
Несомненно, многим знаком апрельский фестиваль консюмеризма под названием «День Земли», когда люди собираются в парках, слушают музыку, пьют из одноразовых стаканчиков и едят с помощью пластиковых ножей и вилок. На таких мероприятиях обычно можно увидеть стенды, рекламирующие методы уменьшения экологического вреда, например, использование энергосберегающих лампочек, вождение машин с гибридным двигателем или умеренное пользование отоплением. Хотя все эти советы важны, они симптоматичны для природоохранного движения, которое сосредоточено на точечном вмешательстве в эксплуатацию Земли и её обитателей. В духе идеологии корпоративных «зелёных» PR-кампаний предполагается, что мы сами должны перерабатывать мусор и менять мир к лучшему — при условии, что не задаём слишком много вопросов о коммерческих организациях, которые сами первоначально всучивают нам хлам, подлежащий переработке. Хотя намерение людей, стремящихся к реформам, похвально, представление о своего рода эко-френдли «зелёной» коммерции никак не способствует осмыслению и преодолению нашего господства над природой, не может заставить нас задавать неудобные вопросы о самих себе, нашем отношении с экосистемой и другими её обитателями. Напротив, отмечает Букчин, такого рода «экологизм» позволяет нам продолжать грабить, но делать это менее явно [140]. Вместо зарождающегося «экологизма», состоящего из разнообразных мер по уменьшению вреда, оставляющих нетронутой хищническую и разрушительную для природы систему, к которой мы так привыкли, Букчин призывает к полному преобразованию общества, по его выражению, на «экологической основе». Только посвятив себя этому проекту преобразования, мы можем надеяться на решение проблем, которые являются бедствием не только для наших отношений с миром природы, но и для наших отношений друг с другом.
В грандиозном проекте Букчина по преобразованию общества на экологических принципах важно различие между экологией и экологизмом. Там, где экологизм не справляется с пониманием генеалогии наших общественных отношений с природой, экология «представляет более широкое представление о природе, отношениях человечества и среды обитания» [141]. Экология поднимает вопросы, которые заставляют нас задуматься не о фрагментарных решениях, а о том, как мы могли бы преобразовать общество