Совершенная курица

Барбоска решительно сконфузился: он отроду еще не видал такой ласковости.

Напрасно ты дал ему такую кличку,— заметил превосходительство.

Виноват, ваше превосходительство... по глупости...

Фингал! — сказал превосходительство, обращаясь приветливо к Барбоске.— Сюда!

Ну, ну, Барбосочка, сюда, сюда к его превосходительству... Тю-тю, Барбосочка...— зачастил хозяин.

Тю-тю, Барбосочка, — зачастила хозяйка, — сюда, к его превосходительству, Барбос...

Да не кличьте же его Барбоской! — бесцеремонно крикнул превосходительство.— Фингал!

Хозяин и хозяйка Тришкины, которым приказание превосходительства, казалось, заклеило наглухо губы, оставаясь по-прежнему на корточках, робко вытянули руки и начали было тихонько подталкивать Барбоску к превосходительству.

Дураки! — крикнул превосходительство.— Оставьте щенка в покое! Фингал, сюда! Фингал! Фингал! Сюда!

Вопросительный, с примесью какой-то неясной, неопределенной угрозы, клич смутил Барбоску. Он окинул беглым взглядом незнакомца-превосходительство, перед которым даже его задорные хозяева из людей превращались в ка- кой-то прах, с тайным опасением, что у него откуда-нибудь выглядывает нагайка, превосходящая все до сих пор им виденные нагайки...

Ничего такого не было видно!

Фингал! — повторил резче превосходительство.

Но Барбоска все-таки не повиновался, сел на задние лапы и пристально уставил глаза на превосходительство.

Он взглядом спрашивал:

Да кто ж ты такой, превосходительство? Почему ты так здесь распоряжаешься?

Превосходительство неожиданно сделал быстрое движенье вперед, ухватил Барбоску за шиворот и потянул к себе.

Барбоска подумал: «Вот оно!» — и зажмурился...

Но превосходительство его не обидело, а напротив, ласково погладило и потрепало, приговаривая:

Фингал! Фингал!

Превосходительство даже присело на корточки, чтобы удобнее объясняться с ним.

Папа, я его тоже поглажу,— сказала нарядная, как мотылек, девочка.— Можно? Он не укусит?

Не укусит, мой друг, — ответил превосходительство,— погладь...

Нарядная девочка протянула беленькую, как сметана, ручку и сначала погладила Барбоску по шее, а потом стала его легонько щекотать.

При этом нарядная девочка так весело ежила свое беленькое, нежное личико, что Барбоска не мог остаться равнодушным — он никогда не был особенным стоиком, а в ту пору и подавно — Барбоска подпрыгнул на всех четырех лапах, затем повалился на землю, заболтал лапами в воздухе, завертел головой, разразился веселым лаем...

Ах, какой миленький! — вскрикнула нарядная девочка.

Ты сама миленькая! — лаял Барбоска, хватая ее лапами и зубами за пестрое платьице.

Папа, я ему конфетку дам! — вскрикнула нарядная девочка.

Дай, мой друг,— благосклонно ответил превосходительство.

Папа, мы ведь его с собой возьмем? — спросила нарядная девочка, всовывая леденец Барбоске в пасть.

Возьмем, мой друг.

Поедешь с нами, собачка? Поедешь? — обратилась нарядная девочка к Барбоске, щекоча пальчиками его шею.

С удовольствием, с удовольствием!— отлаял Барбоска, прыгая и облизываясь после сладкого леденца.

Но в эту самую минуту из огорода донеслось жалобное, отчаянное кудахтанье:

Коршун! Коршун!

Барбоска так рванулся, что нарядная девочка непременно бы покатилась на траву, если бы превосходительство не успел ее поддержать, и стрелой понесся на кудахтанье цыпочки.

Я здесь! Я тут! Я спешу! Я бегу! — лаял он, перескакивая через плетни, гряды и кусты и не слушая криков гнавшихся за ним хозяев Тришкиных, ни приказа превосходительства «Назад!», ни манящего голоска нарядной девочки.

Где ты? Где ты? — лаял он, шаря по огороду.

Вот я! Вот...— прокудахтал умирающий голосок цыпочки из самого темного уголка огорода, где на свободе разрасталась крапива, татарские шапки, кожушки и всякий бурьян.

Взвизгивая от колючек и ожогов, он стремительно тискался до тех пор, пока, наконец, очутился возле цыпочки, которая лежала ничком, распластав крылья, и истерически всхлипывала.

Цыпочка! Цыпочка! — лаял Барбоска, суетясь и при каждом своем порывистом движеньи уязвляя себе то морду, то лапу, то бока.— Успокойся! Коршун улетел...

Кто там приехал? — слабо пискнула цыпочка.— Поп приехал? Ах, именины?!. Сковорода... Кастрюля... Ах-ах...

Да нет, цыпочка, нет! Это приехал какой-то превосходительство... и с ним нарядная девочка, которая потчует какими-то отличными, сладкими сосульками...

Помни, ты обещал, что первый прыгнешь в кастрюлю! Ты обещал мне, что...

Рогатина, мгновенно прорвавшаяся между скрывавшей их чащи бурьяна и начавшая садить вправо и влево, заставила цыпочку совершить взлет аршин на пять от земли, между тем как Барбоска, сильно контуженный в бок, с визгом и лаем начал метаться туда и сюда, стараясь поймать страшное орудие.

Здесь! Здесь! — раздался голос хозяина Тришкина, видимо, обращавшегося к кому-то, тоже занятому разыски- ваньем Барбоски.— Здесь, злодей, сидит! Барбосочка, Бар- босочка... Фингал, сюда! Вот на, на, пиль, пиль...

Послышался топот бегущего тяжелого двуногого и его прерывистое дыханье.

Здесь?—раздался голос хозяйки Тришкиной.

И вторая рогатина начала еще проворнее первой работать в бурьяне.