Совершенство

– Серьезно? Я и не думала, что в Интерполе есть инспекторы. Ой, извините, я опять вас обидела. Я все время вас обижаю, да? Э-э… может, начнем разговор снова?

Я – моя улыбка.

Я – моя красота.

Лука Эвард, человек, проживающий жизнь среди наглаженных рубашек, аккуратно свернутых трусов и выдавливаемой с конца тюбика зубной пасты, посмотрел на меня, потом поглядел на море и, возможно, в тот момент подумал о воровке, за которой он гонялся по всему свету, которая оказалась на причале во время ночной стрельбы, и ему стало интересно, утонула ли она тем вечером или все-таки выжила и думает о нем.

И он снова посмотрел на меня.

И спросил:

– Можно помочь вам поймать такси?

– Не надо, моя гостиница тут рядом.

– Какая?

– «Саузерн».

– Я тоже там остановился.

– Правда? Вот это совпадение. В таком случае, вы меня премного обяжете, если поможете добраться до бара.

Глава 40

Слова, характеризующие мое поведение:

• Одержимая

• Нуждающаяся

• Непрофессиональная

• Преследующая

• Манипулирующая

• Жестокая

Слова, характеризующие Луку Эварда:

• Обыкновенный

• Аккуратный

• Энергичный

• Невознагражденный

• Социально пассивный

• Одинокий

• Одержимый

Он не их тех, кто станет выпивать с незнакомой женщиной в чужом городе, как бы она ради него ни разоделась. Он не из тех, кто примется откровенничать о себе, о своей жизни и о своих страхах. Не из такого он теста.

Давайте выпьем, предложила я. Мы оба – чужаки в чужом краю и читаем одни и те же книги. Я – женщина и меня ранили, так что выпейте со мной.

Ну, разве что один стаканчик, согласился он, наконец. Я вообще-то не пью в гостиничных барах.

За третьим бокалом вина я спросила:

– А вы женаты?

– Нет, – ответил он; язык у него развязался от хорошего австралийского вина. – Вот уже три месяца как разведен.

– Извините, – сказала я, почувствовав легкий проблеск чего-то, похожего на… удивление? Я не рассчитала возможность присутствия в его жизни иного, кроме его работы – и кроме меня.

– Мы просто тихо разошлись, – объяснил он. – У меня работа, у нее тоже – сами знаете, как это бывает. А вы?

– Не замужем, – ответила я. – Так мне больше нравится. Расскажите мне лучше об этой книге – «Лимон и волна». Почему вы ее так часто перечитываете?

Он улыбнулся куда-то в пространство, подцепил с блюда жареного кальмара, оглядел зал, где мы сидели, изучая людей, убранство, звук и свет. Все столики были из стекла, под ними бежали синие огоньки, отбрасывавшие причудливые тени от тарелок и высвечивая очертания его подбородка и шеи.

– Мне кажется, она написана убийцей, – объяснил он. – В восемьдесят девятом году по Австрии прокатилась волна убийств – четыре женщины и один мужчина, умерщвленные одним и тем же способом. Один человек подпадал под подозрение. Полиция хотела его арестовать, но фактических улик оказалось недостаточно, так что его пришлось отпустить. Он уехал из страны три недели спустя, а потом, в девяносто третьем году, вышла эта книга, и хотя имена были изменены, в полной неприкосновенности осталась хронология, способ убийства, все до мельчайших деталей: где остались лежать тела жертв, типы узлов в петлях, которыми их душили, размер и марка лезвия – все-все-все. Повествование изложено с точки зрения полицейского, но ему так и не удается поймать убийцу, в конце концов он начинает им восхищаться и сам становится убийцей, увиденное превращает полицейского в душегуба. Я был членом следственной группы, пытался вычислить этого писателя – Р.Х., – но он ускользнул и скрылся где-то в Северной Америке. Мы подключили ФБР, но опять же, что у нас было? Ничего. Художественное произведение. Вероятно, убийца смеялся в лицо тем, кто не мог его поймать. Полет фантазии извращенного ума. Нельзя же арестовывать человека за художественный вымысел, так ведь?

– Если вы ничего не можете поделать, зачем тогда так часто это перечитываете?

Удивление: вопрос поразительно смешной.

– В качестве предупреждения, – ответил он. – Чтобы помнить. Помнить о тех, кто погиб, и чьего убийцу мы так и не передали в руки правосудия.

Правосудие: форма осуществления справедливого и праведного суда. Зиждется на моральном принципе определения законопослушного поведения.

Определяет заслуженное наказание или воздаяние.

Я оценила свое понимание правосудия и места для себя там не нашла. Но опять же, вершить правосудие: действовать или относиться по справедливости. Оправдывать или же вести себя в соответствии со своими способностями или возможностями. Нельзя отрицать того, что в жизни я вела себя неправедно, но воздавала ли я по справедливости?

Затем Лука сказал:

– Я прибыл сюда, чтобы найти воровку.

Мой взгляд вернулся к нему откуда-то из другого места. Он был миром, вселенной, настолько сильно захватившим мое внимание, что на мгновение мне подумалось – а не являлся ли он неким осколком моего воображения, голосом, который я сама для себя выдумала. Но глаза его смотрели куда-то вдаль, а слова доносились из какого-то уголка его души, говорившего ради него самого, а не ради меня.